– Почему вы не хотите пускать Винсента?
– решила все-таки спросить я.

– Потому что он нам не нравится, - ответил Рене.

– Пошёл он, - сказала Дебби. И отчего-то мне показалось, что в их нехороших фразах по отношению к брату была любовь.

Они синхронно сели на лестницу напротив двери. Мне хотелось бы с ними пообщаться и узнать, чем закончатся их разборки, но также мне было неловко ополчаться вместе с ними против едва знакомого мне человека, даже если у него была чайка на голове. Я немного постояла вместе с Дебби и Рене и пошла разбирать свои вещи.

– Если он полезет к тебе через окно, бей его стулом, - крикнула мне вслед Дебби.

– Или брызни из перцового баллончика, он, наверняка, у тебя есть. Это крайне неприятно.

Они ещё какое-то время сидели на лестнице, но, когда я пошла в ванную, Дебби и Рене уже поднялись к себе наверх, хотя стул все еще подпирал дверь.

Постель была по-особенному холодной, такие бывают лишь в загородных домах. В таких кроватях весело и романтично согреваться вдвоем. Может быть, для поднятия своего рейтинга на телешоу, мне придется это сделать. Я чувствовала себя глупо, но я взяла с собой в кровать плюшевого зайца, который сохранился у меня с детства. Я не спала с игрушкой примерно с того времени, как этот заяц ушёл в коробку в шкафу на долгие годы, но для создания своего образа я решила взять его. Ведь даже во сне меня могли снимать. Когда я обняла его, мне даже стало легче, потому что игрушка была единственной родной вещью, которая сейчас со мной. Даже моя пижама была куплена накануне, и клубничный запах шампуня от своих волос я тоже не узнавала.

Уснуть не получалось. Я думала о том, как прошел первый день съемок, какой я показалась зрителям, как там сейчас папа, что делает мама без нас. Меня волновал этот случай с Ниной, злили Генрих и ведущие, тревожило и радовало одновременно проживание с такими яркими людьми, я беспокоилась, придет ли Винсент. Его чайка не давала мне покоя, и я всё думала, успею ли я за оставшееся нам время разгадать тайну его странностей. Эта мысль волновала меня чуть ли не больше остальных, поэтому я была рада, когда в голову лезли куда более значимые переживания.

Ещё я думала, а не смотрит ли Шери на меня в окно, как вчерашней ночью. Или какой-то другой вампир. Просто стоит и смотрит, может быть, делится своими впечатлениями с телезрителями, а, может быть, думает, как пульсируют артерии на моей шее. Вампиры могут быть почти бесшумными, я даже не пойму, что кто-то подходит к моему окну. И здесь ведь нет штор, чтобы закрыться.

Сначала я лежала лицом к окну, но никак не могла закрыть глаза дольше, чем на полминуты, я все время их открывала, чтобы проверить, нет ли рядом со мной чьего-то лица. Потом я перевернулась на другой бок и придумала себе, что мне, как Орфею, нельзя поворачиваться к окну, иначе случится нечто неопределенно ужасное. Но это лишь больше испугало меня, мое тело стало деревянным, я едва ли могла пошевелиться. А вдруг вампиры уже во дворе, а там ведь где-то до сих пор Винсент. Повезло, если он зашел в чей-то чужой дом. А если нет? Я понимала, что я не смогу ему помочь. Но если вампир действительно что-то сделает с ним, когда я об этом догадалась, я буду винить себя до конца своей жизни. То есть, скорее всего, до тех пор, пока со мной что-нибудь не сделает другой вампир.

Я встала с кровати, спустив босые ноги на ковёр из овечьей шкуры (он тоже оказался холодным), и осторожно пошла к выходу. Двигаться оказалось менее страшно, чем лежать на месте. Я постаралась как можно тише отодвинуть стул от входной двери, попутно придумывая, зачем мне понадобилось выйти на улицу, на случай если Дебби и Рене увидят меня.

Ночь была освежающе прохладной, не такой зябкой, как в доме, но и не такой душной от всеобщего волнения, как по пути сюда. Было тихо-тихо, хотя свет в нескольких окнах до сих пор горел. Фонари же на улице были включены не все, но я надеялась, что они загорятся от движения, и я увижу, если кто-то будет выходить из леса.

Я ожидала увидеть Винсента, одиноко сидящего где-то около дома, из гордости не желающего постучаться внутрь. Однако, на улице было пусто. Я чувствовала себя глупо. Наверняка, он сидел в одном из домов с зажжёнными окнами. Или валялся где-то в лесу обескровленный. Я понимала, что вампиры не будут нападать просто так, но я всё не могла приравнять их к адекватным людям, которые не будут убивать в окружении камер. Я тихо позвала Винсента по имени, но вряд ли меня хоть кто-то услышал. Если бы сейчас я вернулась в дом, то ненавидела бы себя ещё больше, чем если бы не вышла вообще.

Я сделала несколько шагов и свернула с дорожки во влажную траву. Если здесь и лежит труп, то обязательно где-то в траве за папоротниками. Я решила, что для начала обойду всю расчищенную территорию, и, если так и не найду его, разбужу Дебби и Рене. Я дошла почти до леса, где было уже совсем темно. При каждом шорохе моё воображение пыталось дорисовать ужасные картины, в которых живые мертвецы неожиданно появлялись в самых невероятных местах, например, на хорошо проглядываемом поле со стриженой травой. А потом я услышала настоящий, непридуманный громкий шорох, который мог производить кто-то, по крайней мере, не меньше взрослой овчарки.

– Винсент? Кто это?

Шум прекратился. Рене был прав, у меня действительно есть газовый баллончик, только сейчас он остался в рюкзаке. Я не хотела поворачиваться к лесу спиной, поэтому попятилась назад. Камень под скользкой травой оказался у меня под ногой, и я полетела вниз.

– Прости! Я не хотел, чтобы ты падала.

Голос мне казался незнакомым и каким-то неправильным. Он принадлежал мужчине, наверное, иностранцу. Он картавил, но было ещё что-то неправильное в его речи.

Такой странный голос не мог принадлежать кому-то страшному, поэтому сначала я осмотрела свои грязные ладони с содранной кожей, а лишь потом подняла голову, чтобы оглянуться по сторонам. Сначала я увидела, как кто-то высокий медленно выходит из леса, а потом, в следующую секунду, он оказался рядом со мной. Я поняла, что это вампир, прежде, чем узнала в нём того самого парня, который махал мне на игре. Он наклонился ко мне, и я закричала.