– Помоги мне! Качай сердце, слышишь? Вдруг его еще можно спасти! Я вызвала скорую!

Я послушалась её, но только вместо того, чтобы оказывать реанимационные мероприятия, я зажала его рану, из которой уже почти не сочилась кровь, вместо неё. Девушка отчаянно стала давить на его область сердца, проминая грудную клетку чуть ли не до сломанных ребер, периодически прерываясь для того, чтобы попробовать вдохнуть воздух ему через рот. Удивительно, я всё ещё не могла подумать о том, как мне жаль этого человека. В голове крутилась мысль лишь о том, что я не на его месте, но, тем не менее, я не убежала вместе с остальными. Я была рада, что жива, но выходит, я не хотела бороться за свое выживание? Я сосредоточилась на движениях девушки, которая пыталась оживить труп. Тридцать компрессий в области сердца, два выдоха рот в рот, и снова перейти к грудной клетке. Счет привел мои мысли в порядок, и я поняла, что я не пытаюсь помочь ей, а стараюсь оправдать саму себя. Где-то в доме слышался шум, возможно Софи и Йозеф дрались, но им я точно не могла помочь. Я схватила девушку рядом со мной за руку, оставив пятно крови на её клетчатой рубашке.

– Он мертв. Мы должны уходить.

Её руки застыли на его груди, а потом она активно замотала головой, и из её глаз полились слезы.

– Нет! Мы поможем Джонатану, мне кажется, я почувствовала сердцебиение.

Она продолжила качать его сердце.

– Нет. Джонатан мертв, мы ничего уже не сделаем.

Я думала, что если назову его по имени и покажу, что для меня он тоже не какой-то безликий парень с некрасивой родинкой, я смогу до неё достучаться, но она продолжала так же маниакально пытаться реанимировать его. Я схватила её за запястье и сунула её пальцы прямо в рану под неровные остатки кожи в разорванные красные мышцы.

– Он мертв!

Я не знала, что я способна на такие отвратительные поступки, но это помогло. Девушка оторвалась от него, заплакав сильнее прежнего. Но она смогла встать, и мы выбежали из дома.

Никто за нами не гнался, но мне казалось, будто я чувствую холодные руки на своей шее и лязг клыков. Стоило только остановиться, и я буду, как Джонатан. Иногда я оборачивалась и видела, что за нами никого нет, но ощущение так и не пропадало. Мы пробежали сквозь ночные цветы Софи и добрались до леса. Черные стволы деревьев прыгали передо мной, искажая пространство, но я инстинктивно перескакивала все корни и кочки, уворачивалась от веток и держала равновесие, соскальзывая по мокрым листьям.

Лес освещался только луной, поэтому темную фигуру перед собой я увидела, только когда столкнулась с ней. Я сразу узнала Патрисию, и я закричала.

– К остальным, - повелительно сказала она.

Я не сразу заметила, что рядом с ней стоит кто-то ещё. Это был мужчина небольшого роста в костюме, более я ничего не могла сказать о нём в темноте. Он схватил меня одной рукой, а второй уже держал девушку-оператора. Она пыталась вырваться, я тоже подергалась, но довольно быстро сдалась. Весь мой ажиотаж по поводу возможности побега снова угас, я безвольно повисла в его руках и сделала лишь одно действие ради своей безопасности, спрятав шприц в карман платья.

Мужчина прижимал нас к себе, но нёс так, будто бы мы не были чем-то живым, словно он просто пытался ухватиться удобнее. Я чувствовала голыми плечами, что ткань его костюма бархатная, а когда мы подошли обратно к дому Софи и попали в свет фонаря, я заметила, что его костюм ещё и противного болотного цвета, а ботинки начищены до блеска.

Он перешагнул через Джонатана, дотащил нас до гостиной, где мы недавно изображали чаепитие. Оставшиеся операторы сидели за столом, и мы без слов поняли, что нам тоже следует занять свои места. Патрисия встала около нас и замерла, будто бы она никогда не двигалась, а была скульптурой самой себя. Мужчина в дурацком бархатном костюме вышел и вскоре вернулся вместе с Йозефом и Софи. Йозеф плакал, вытирая слезы рукавом, а Софи теперь была похожа на дикого зверя только подтеками крови на подбородке. В остальном, её лицо было скорее скорбным. Она увидела своё отражение в зеркале с узловатым орнаментом на раме и вытащила из-под вазочки с цветами белую кружевную салфетку, чтобы вытереть кровь.

– Патрисия, Шон, пожалуйста, не убивайте её, она хорошая, - плакал Йозеф. Он выглядел совершенно беззащитным, скорее похожим на беспомощного ребенка, чем на чудовищного вампира. Чувство вины вновь смогло проявиться за страхом, и мне захотелось оказаться рядом с ним и попробовать его успокоить. Шприц, казалось, давил на меня в кармане, и я физически ощущала опасность от него, будто он весил, как целый булыжник.

– Почему ты убила человека, который не был отдан тебе для питания?
– спросила Патрисия.

Шприц стал ещё тяжелее, и я закрыла глаза.

– Я не смогла себя контролировать среди такого большого количества людей.

Я посмотрела на неё и увидела, что Софи тоже закрыла глаза. Она соврала и боялась, что её ложь раскроют. Может быть, она знала, что обречена, и решила защитить меня. Или всё было гораздо сложнее, и Софи пыталась скрыть, что она не убивала людей ради питания столько лет, чтобы не пострадал ещё и Йозеф.

– Что ж, думаю, причина вполне себе вероятная, - чрезмерно весело сказал Шон в болотном в костюме. Патрисия молчала, остановившись взглядом на Софи. Она явно была главнее своего напарника, и он ждал её решения. Молчание с каждой секундой становилось всё более напряжённым, и даже Йозеф перестал плакать и с надеждой смотрел на Патрисию.

– Да. Исполняй приговор.

Шон снял с пояса длинный чехол и достал из него тонкое лезвие с острым концом.

– Не надо, прошу вас, не убивайте её, - причитал Йозеф, подходя к Шону и пытаясь взять его за руку, но тот не позволил ему это сделать, ловко высвободившись из объятий и слегка оттолкнув.

– Йозеф, мальчик мой, пожалуйста, не плачь. Я прожила хорошую жизнь, и погибну счастливой, зная, что ты останешься после меня. Я надеюсь, что ты сможешь продолжить наше дело, и будешь успешнее в этом, чем я. Я верю в тебя.