– Вы о… - я сглотнула.

– Да, карата, об этом. О крайне извращенской привычке Сайтроми кувыркаться с женщинами из людского рода. Это ж надо! То, что слухи гласят, будто он крайне близок с сестрой, я ещё могу понять – стремление почувствовать себя вновь единым с ней и всё такое…

– Юдаиф! Это же такая деликатная тема, - осадила я, чувствуя неловкость, хотя Спустившаяся обсуждала вовсе не меня. – Вы сплетничаете о своих королях…

– Но я же не сквернословлю, а говорю правду. Что тут такого? Да и кто станет обижаться на старушку?

Я мотнула головой, сбрасывая скованность. Юдаиф затронула тему, на размышления над которой я потратила немало времени. Известных мне фактов было слишком мало. Например, что отец находился в человеческом теле, когда встретил мою мать, но неужели она была настолько одинокой женщиной, что согласилась лечь в постель с первым попавшимся? Или же, что казалось мне наиболее вероятным, Сайтроми её попросту изнасиловал, не ожидая никаких последствий.

– И это при том, что, лишённые репродуктивных функций, они не испытывают физических потребностей в сексе, - пробубнила Юдаиф задумчиво. – Наверное, Сайтроми просто хотел узнать, что чувствуют другие, когда занимаются любовью. Спросишь у него, когда встретишь?

– Не уверена…

– Что спросишь, или что встретишь?

– И то, и другое.

Я покачивала спицу, бесцельно разглядывая самый крупный материк Клепсидры. Вернее, это был самый крупный материк Верхнего этажа. Что и следовало ожидать, люди не рисовали карт для Нижнего. Наверное, где-то в архивах Lux Veritatis хранились достоверные чертежи, но для остальных людей было важно знать лишь то, что у демонов всё плохо, что они живут среди кошмарного кошмара, а окружают их самые великие ужасы, которые только может нарисовать человеческое сознание. Материки, моря, горы? Фу, какая глупость! Уткнись в свою книжку и повторяй молитвы Терпящей! Самое печальное, что примерно так Магрос и отвечал людям в своей церкви. Уверена, не он один практиковал подобное вежливое затыкание.

– Чего притихла? – обратилась ко мне старушка. Сегодня мастер иллюзий примерила на себя облик откровенной болтушки, немного циничной в своих высказываниях, так что порой её замечания оставляли горьковатый привкус. – Взываешь мысленно к своему ненаглядному?

– Я умоляю вас, только не начинайте, - и я с замирающим сердцем заметила, как закатились глаза у Спустившейся. – Юдаиф?

Старушка резко повалилась на поверхность стола, хотя мне померещилось, что я видела сцену в замедленном действии, как если бы кто-то наложил чары замедления времени. Левая рука старой женщины безвольно повисла вдоль тела, а правая столкнула чашку с остатками чая, который тут же потёк по карте. Алый платок съехал чуть набок, выпуская на свободу седые волосы.

– Юдаиф? – я растерянно смотрела на неподвижное тело, судорожно соображая, нужно ли мне броситься за помощью (и куда?!) или попытаться оказать её самой.

А вдруг она умирает? Да нет, с чего бы? Старушка выглядела здоровой и не жаловалась ни на какие боли. Мне вообще порой казалось, что эта нетипичная бабушка не страдает от естественных для её возраста проблем. Она была зоркой, энергичной, с хорошей памятью, будто образ старухи - только маскировка, за которой скрывалась вполне себе здоровая Спустившаяся. Или Юдаиф просто умело утаивала дурное самочувствие, чтобы не тревожить меня?

Я осторожно дотронулась до её плеча, как если бы она могла рассыпаться прахом от одного касания, а потом мне пришло в голову проверить её пульс. И в эту секунду Юдаиф зашевелилась, оторвала лоб от стола и неторопливо распрямилась. У меня отлегло от сердца.

– Слава Терпящей… - не зная, кому ещё можно послать благодарность, прошептала я. – Вы напугали меня.

Но что-то было не так. Замутнённый взгляд старушки постепенно прояснялся и приобретал непривычную холодность и цепкость. Когда Спустившаяся остановила его на мне, мою душу будто полоснули раскалённые крючья, и я сообразила, что это не смена маски. На меня смотрел кто-то другой. Внешних отличий не было, но я всем телом ощущала, что теперь со мной за одним столом сидел незнакомец. Признаки этого несмело проступали во взгляде, позе, движениях. Они расползались по телу, вытесняя знакомые черты, которые я за три года заучила и полюбила.

Сухие старческие губы дрогнули, а в глазах на секунду промелькнуло что-то вроде удивления и… ликования.

– Нахиирдо, - сказала Спустившаяся.

Я почувствовала, как леденящий ужас медленно охватывает меня изнутри. То, что происходило сейчас, было безумным и жутким. Я пялилась на чужака в шкуре знакомой старушки, и в черепушке бешено металась мысль:

Этот чужак. Меня. Знает.

Я точно понимала, что это не Юдаиф назвала моё имя. Её голос был прежним, но в нём всё равно слышались незнакомые нотки. Я больше чувствовала, нежели видела постороннего в её теле.

Спустившаяся оторвала от меня пристальный взгляд и молниеносно окинула окружающий мир. На карте и привязанной к спицам нити она задержалась чуть дольше, и брови едва заметно приподнялись. Затем посмотрела на свои скукоженные руки, и в этот момент последнее сомнение во мне умерло со стоном: это точно была не Юдаиф. Шокированная такой внезапностью, я оказалась прикована к месту.

Женщина подцепила блюдо, перевернула его, стряхнув булочки на стол и землю, и поднесла посуду к лицу. Какое-то время она всматривалась в него, как в зеркало, пока не воскликнула: