Я поднялась наверх и встала у фальшборта, бездумно глядя в чёрную воду. Дышать на открытом пространстве стало легче, и я посмеялась над непреходящей фобией невидимого наездника. Долго размышляла, в какой момент паразит прицепился ко мне, и пришла к выводу, что лишь одно место наиболее подходило для этого знаменательного момента – пещера Скууфтов. Должно быть, наездник доставал одного из них, но когда Спустившихся не стало, он целесообразно сменил хозяина.

Мимо меня то и дело брели моряки или пассажиры, напряжённо перешёптываясь. Пару раз я спиной ощущала изучающие взгляды и закатывала глаза. Страх – такая сильная напасть, потому что заглушает даже голос логики. Взять хотя бы этих людей. С каждым часом их настороженность в отношении соседей крепнет, они придумывают всё больше причин не доверять собеседнику. Если убийцу не найдут, паника пустит столь глубокие корни, что любой жест, любой косой взгляд будет восприниматься как посягательство на жизнь. И неважно, насколько нереально условие – оно всё равно будет вертеться в мыслях и мучить человека, пока нервы не сдадут окончательно. Любопытно, как эти перепуганные люди, пронзающие меня подозрительными взглядами, объясняют мою причастность к преступлению? Зачем такая хрупкая на вид девица, по их мнению, могла желать мужчине смерти?

Каждый из них уже примерил на себя соответствующую роль. Педантичный, с аккуратной одеждой Эрегар из доброжелательного дядечки, ранее создававшего впечатление ученика-отличника, преобразился в строгого делового человека. Словно зубрила перед экзаменом, он повторял под нос заученные шаги: осмотр места преступления – допрос свидетелей – вопросы подозреваемым… Со стороны казалось, что эта роль полностью завладела мужчиной. Но что сказать о пассажирах и моряках, окунувшихся в мрачный омут ожидания и холодной отчуждённости? Никто уже не доверял соседям, с которыми давеча шутливо обсуждал погоду или маршрут.

Наблюдая за растущей враждебностью запертых на одном судне людей, я с горечью думала, сколькому им ещё следует научиться… у того же Рандарелла. Да, у него в первую очередь. Потому как юноша с самого первого дня нашего знакомства являл собой пример исключительной, почти ненормальной веры в людей. Должно быть, эта черта шла у него от обратного – ненависти к Спустившимся, вынуждавшей искать союзников среди представителей своего рода.

Тогда тоже было что-то неприятное. В глуши, куда меня невзначай занесло, на извозчицкой станции надзорники подолгу не отдавали людям багаж, требуя дополнительную плату. Немногочисленные приезжие обыкновенно роптали, но против готовых полезть в драку мужчин не осмеливались выступать. Какая-то парочка поворчала, одинокий путешественник в углу тревожно завозился, обшаривая карманы, а мальчишка на соседнем от меня стуле гневно засопел. Смешной этот Рандарелл, но как я иногда ему завидую. Смирение не уживается в молодом теле, а потому дети и подростки не подвержены данному недугу.

Одного взгляда на покрасневшее лицо мальчика было достаточно, чтобы загореться. Мне казалось, что ещё немного, и Рандарелл сорвётся с места и набросится на бандитов с кулаками. И будет покалечен, естественно. Потому что никто не подхватит его благородный порыв, как он, наивный смельчак, ожидал. Люди не такие самоотверженные и хваткие, как юнцу того хотелось бы. Однако Рандарелл этого не ведал. Или думал, что они чего-то не знают о себе, и собирался показать им правду.

Находившимся на корабле тоже чего-то не хватало. Они поспешно закрылись в своих норках, предоставив наказание несправедливости одному Эрегару. Ему не только не помогали собирать факты, но и мешали навешенными замками и запретами. Доктор сухо давал показания. Две сестры, в каюте которых якобы ночевала жена покойного, завопили, что «негоже посторонним рыться в сумках!», препятствуя беглому осмотру их багажа. Никто ничего не замечал, никто ничего не слышал. Что же касается места преступления, то Эрегару не удалось определить, что пытались найти в личных вещах мужчины. Он попросил жену покойного осмотреть его пожитки и сказать, чего не хватает, но женщина лишь растеряно пожимала плечами. Пропитанные кровью, вещи были с любовью сложены на полке, и к ним никто не осмеливался прикасаться. Ножницы, которыми вскрыли пузо мужчины, Защитник забрал себе «для более детального осмотра», как он выразился.

Инициатива пассажиров снижалась пропорционально тому, как возрастали их подозрительность и страхи. Становилось всё опаснее. Напуганные пассажиры были заперты друг с другом на корабле, как собранные в загоне овцы, среди которых затесался один волк в кудрявой шкуре. Каждый осознавал это. Любой ждал, что будет следующим. Я слышала о том, что опасность срывает маски, но никогда не видела, чтобы люди так стремительно, капля за каплей, теряли контроль над собой и ситуацией. Они не понимали, что сами превращались в страшнейших врагов друг для друга, и продолжали упрямо скатываться в пропасть страхов. Меня тревожило, как неотвратимо они все приближались к критической точке, возле которой уже крутились, словно голодные псы, Паника и Истерика.

Я снова углублялась в воспоминания и видела этого решительного юношу, чаявшего сломать все преграды на пути. Я вцепилась в руку Рандарелла и шёпотом попросила не глупить.

– Но они не отдадут нам наши вещи, - пропыхтел он, и его плечи подрагивали от нервного возбуждения. – Я не собираюсь платить за своё. Их трое, нас больше.

– Нас, - я закатила глаза. – Посмотри на этих «нас». Они согласны отсыпать из своих кошельков, лишь бы не связываться с этими драчунами. Ты один.

Навес спасал нас от палящего солнца и дорожной пыли, но Рандарелл всё равно был мокрым от пота. Трещины на стене позади юноши отчётливо врезались мне в память, будто были важны. И запах не высохшей краски.

– А ты? – Рандарелл, всё ещё излучая упрямство и горделивое несогласие, с надеждой вперил в меня взгляд. – Ты тоже заплатишь им за свои вещи?

У меня их не было. Ничего никогда не было, кроме безликих воспоминаний и мутной пелены перед взором. Равнодушие во мне ликовало. Я возненавидела его, когда осознала, как прекрасен неугомонный огонь души мальчика передо мной. Рандареллу не нужно было уметь разжигать белое пламя, чтобы греть. И он сжёг во мне невидимую преграду.

– Мне помогут, - он уверенно вскинул подбородок. – Это же не демоны какие-то, а люди, как ты и я. И в такой же ситуации. Они поддержат. А ты сиди тут и наблюдай, как мы отвоюем свои вещи.

В своём сне я отпускаю Рандарелла, и громилы избивают его до полусмерти. Никто ему не помогает, и парень учится жизни. Только через страдания дано познать, как дорого стоит доверие. Но в реальности я этого не сделала. Вместо этого – вцепилась в его предплечье мёртвой хваткой и быстро прошептала:

– Тогда доверься и мне. Я умею спутывать мысли. Отвлеку одного или двух.

И, к моему огромному изумлению, Рандарелл вдруг… доверился. С такой лёгкостью, как будто речь шла о передаче солонки за столом. Вот я протягиваю ему баночку, и юноша с улыбкой принимает её, и в его пустую голову, полную оптимистичных дум, даже не закрадывается мысль, что вместо соли там мог быть яд.