– Все, не можу бильше! Не можу! Я зараз лягу.

– Васыль, мало зосталось. Ще трошки!

Не знаю почему, но мне очень захотелось, чтобы он добежал. Я снял свой ремень. Зацепил пряжку за крючок. Получилось большое кольцо.

– Трымайся!

Протянул ему кольцо, и так - я тянул его за собой - мы медленно, самыми последними - добежали! Тумаш все видел и снова промолчал.

Воскресенье. Лето. Тепло. Обнажившись по пояс, гоняем в футбол. К службе в роте я пообвык. Одно было не очень приятно: часто после похода в солдатскую баню подхватывал лапчатую вошь (мандавошек). Раз в неделю по субботам тем, кто не провинился, капитан Тумаш давал увольнительную до десяти вечера, что было очень кстати. Ира брила мне причинное место и мазала серо-ртутной мазью.

Служил с нами старший сержант, молдаванин Думитру. Солдаты не любили его - он лепил наряды вне очереди. Как-то ребята решили его проучить. В роте всегда можно было найти несколько ребят, носителей этих отвратительных насекомых. Каждый, у кого они были, наковырял в бумажку сколько мог, после чего ссыпали все на один кусок бумаги. Тот, кто вызвался привести приговор в исполнение, после отбоя, выждав, когда сержант заснет, приподнимал одеяло... и высыпал содержимое бумажки на него. Надо добавить, Думитру был очень волосат. Через два дня бедняга неистово чесался - солдатам в кайф!

У меня с ним проблем не было. Он играл на аккордеоне пальцами-сардельками много румынской музыки, и довольно неплохо. Нот не знал, но ему и не надо было, так как больше он ничего не играл и не хотел играть. На праздничных концертах мы с ним играли дуэтом молдавскую и румынскую музыку.

Железный Командир

Была пятница. Конец рабочего дня. Капитан Тумаш задержался в своем маленьком кабинете. До тех пор, пока он не покидал пределы части, вся рота чувствовала себя неуютно. Наконец, когда уже появились первые звезды, он вышел с портфелем под мышкой. Зашел в красный уголок, где мы с Думитру музицировали. Подошел ко мне и, кивнув в сторону дверей, бросил:

– Иди за мной!

Я пошел за ним. Он - в сторону проходной. Я за ним. Подошли к проходной - я остановился.

– Чего стал?
– оглянулся Тумаш.
– Следуй за мной!
– Бросил караульному: - Он со мной.

Вышли на улицу. Идем рядом. Не могу понять, что происходит?

– Слышал я, ты парень горячий, - начал капитан.

Я понял, о чем он.

– Не следовало мне это делать... Но сынишка был в тяжелом состоянии... да и поднакопилось... Крыша и поехала.

Идем, молчим.

– Ты где живешь?
– спросил капитан.

Сказал где.

– Идем, провожу!

Я обрадовался. Возможности убегать в самоволку, как при оркестре, в роте обеспечения не было, я и не мечтал о том, что сегодня попаду домой. Мы не сели на трамвай - пошли пешком. Капитан молча нес свой портфель.

– А ты молодец!
– произнес, слегка усмехнувшись, Тумаш.

"Неужели все-таки о том, что крыша поехала?"

Не хотелось бы мне возвращаться к тому тяжелому для меня моменту - моменту, когда мне вдруг стало все равно, что будет со мной. К моменту безрассудной ярости. Случилось это не так давно и было еще свежо.

Прошли еще немного.

– Я думал, музыкант... не добежит... А ты вон каков оказался... Товарищу помог... оба добежали, - произнес капитан, кинув на меня взгляд.

Я молчал. Вспоминал, что были моменты, когда хотелось упасть на траву вместе с Васылькой, и будь что будет. Знал бы он, сколько злости и нерва было во мне в тот день. Злость, помогавшая не упасть и даже поддержать другого. Вспомнил, как на обратном пути открылось второе дыхание, и захотел, и помог Васыльку. Горд был собой. Приятное потом было чувство.

Продолжаем шагать. Вот уже Главпочта и "Цитадель".

– Зайдем сюда, - показал капитан на вход в "Цитадель", тот же вход, куда я с Драником заходил и где отомстил за свою боль.

Дойдя до ближайших кустов, он остановился, достал из портфеля бутылку "Московской", дал мне подержать портфель, откупорил бутылку и, сделав несколько крупных глотков, передал бутылку мне. Я слегка стушевался: неужели всегда такой строгий, подтянутый наш капитан, Железный Командир, от которого никто никогда не слышал запах спиртного, так вот - с горла... и мне предлагает? Отказываться не стал и, пригубив, вернул бутылку. Пошарив в сумке, он вытащил две маленькие сушки. Молча грызем.

– Хочешь курить?
– предложил Тумаш.
– Кури, я не курящий.

– Знаю.

Постояли у кустов еще с полчаса. За это время еще два раза прикладывались к бутылке.

Я пил немного, маленькими глотками. Капитан пил большими глотками и помногу, был какой-то нервный. Поставив портфель у ног, он засунул руки в карманы и уставился пустыми глазами в даль. Что-то мне подсказывало, что у капитана не все хорошо в семье.

– Как дома у тебя, как сынишка?
– вдруг спросил он.

– Сынишка в порядке, бегает, растет, - ответил я и, секунду помолчав, прибавил: - Дома не очень.