Или еще, совсем по-другому: достойно ли ей вообще сидеть здесь, под колпаком защитного поля, в полном бездействии... А что можно сделать? Сначала вырваться отсюда, а там будет видно...

В таких случаях необходимо придумать план, продумать детали... Но какой уж тут план, когда в голове царит полный сумбур: тут и Лон, и остальные, плюс пропускная программа защитного поля.

А самое главное, Касс впервые за все это время всерьез решила попытаться найти Уэшеми, в чём бы ни заключалось его свидание с Эридой. И самое-самое важное, она не запрещала себе больше мечтать о поэте и о том, что любит его. И самое-самое-самое основное, не упрекала и не стыдила себя за эту, быть может, и придуманную любовь.

Яма была вырыта на заднем дворе давным-давно, еще до рождения Арса.

Зев и Эра, тогда совсем молодые, охваченные рвением власти, новоиспеченные хозяева дворца, задумали построить на заднем дворе беседку для рабов. "Пусть и им хоть что-то...", - с умилением объясняла Эра каждому встречному. Глаза ее при этом увлажнялись от сознания собственной добросердечности.

Рабов в те времена предписывалось содержать по-хозяйски, в порядке, основой которого считались сытость и милосердие. А щедрость, и не только на Олимпе или в Посейдонисе, но во всей Атлантиде во все времена была в моде.

И куда только делись милые старинные обычаи, с тоской думала Касс.
– "Если хочешь, чтоб машина работала, не насилуй ее. Заповеди Запретов поддерживай собственным добром и мягкостью, иначе программа собьется с логики..." О Творцы, как давно исчезли, растворились в забвении древности те времена! О Творцы, что с нами стало!

Сколько же горя принесла несчастным тогдашняя временная благожелательность Эры. Вырыли углубление для основы. Уже собирались приступить к строительству, но тут провинился кто-то из гномов-уборщиков.

В чем состоял тот, самый первый грех, кому именно пришло в голову посадить раба в то самое, только что вырытое углубление на заднем дворе, история замалчивала. Факты, даты, имена - все это со временем забылось, стерлось из памяти участников событий. Известным оставалось только то, что с тех самых пор беседку строить отменили. Неоконченную основу, раз и навсегда переименовав в "яму", оставили для наказания и устрашения. По сей день неудавшаяся беседка успешно применялась в качестве тюрьмы.

Постепенно дно дурно прославившейся ямы заполнилось грязью и нечистотами. Стенки покрылись слизью. Даже подходить близко было противно. Сажали теперь туда только очень провинившихся.

Касс, да и пожалуй, все окружение хозяев дворца знали о яме, знали, где именно яма находится. Но никогда, ни Касс, ни ее знакомые, не упоминали, не думали о той смрадной мерзости, которая называлось "ямой". Да что там, мысли об обсуждении чего-нибудь подобного в голову не приходили. Будто ничего такого и вовсе на свете не было.

Когда, не без труда отвязавшись от Эриды, Касс вышла на задний двор, у нее не намечалось конкретных планов. Да, ей хотелось помочь Горну, но желание это было сомнительным, смутным, расплывчатым. Не откроет ли поступок, на первый взгляд добрый, дорогу новому злу? Не будет ли потом, до конца ее дней, мучить чувство вины перед своими? И что за сила заставляла сейчас, вместо того, чтобы, как часто в последнее время, думать о любимом, переключить все свои мысли на малознакомого кентавра.

Ну видела его у Рамтея, ну проехалась на нем по Парнасу разок... Ну пытался он ее предупредить... Невразумительно, правда, но все же пытался... Тем не менее, не только другом, - даже знакомым нельзя его назвать... Знает она о нем что-либо, кроме того, что видела его у Рамтея?

Да, знает: Горн - враг. Бунтовщик. Один из зачинщиков мятежа. Вот и все, что известно. Нет, не все. Кентавр пытался предупредить ее. Не просто чужого - чуждого ему человека. Не просто незнакомку, чью-то там бывшую подругу, не просто Настоящую, - Прекрасную Деву.

Рамтей, кстати, словом не обмолвился, а ведь знал заранее... Разумеется, знал: не мог не знать, должен был, обязан был предвидеть последствия. Тот, кто планирует действие, не может не подумать о всех возможных результатах... Тем более, мятеж, да ещё вкупе с отторжением от Заповедей Запретов, непременными атрибутами которого не могут не выступать кровь, разрушения, пожары... Насилие.

Сам-то Рамтей, конечно, ни в чем этом прямо не участвовал: наблюдал, ждал перед экраном своего виза... Чего ждал? Справедливости? Или единственного номера? Отвоеванного для него кентаврами первенства? Того самого первенства, которое должно было бы по праву первородства принадлежать Рамтею, но почему-то досталось Зеву?

Впрочем, все это эмоции. Интересно, конечно, понять Рамтея, но сейчас не это самое важное. Главное сейчас решить совсем другое: мог ли Горн участвовать в насилии? Погодите, а собственно, почему она считает основным именно это? Каждый имеет право судить только себя. Ей-то что до Горна? Да, вот именно, ей-то что? Ах, да, он пытался предупредить ее... Спасти... Значит ли это, что она, Касс, должна в ответ попытаться спасти его? Нет, конечно, никто никому ничего не должен. Она желает, всем своим эго она хочет спасти Горна.