– Слушай, что ты ко мне пристал?
– Эрида широко открыла глаза. На лице ее выразилось недовольство.
– Дружок, не дружок, яма не яма, тебе-то что?

Она покачала головой и, обернувшись к Касс, все с тем же недовольным видом сказала: - Надоели все.

– Что это с тобой?
– Касс сама услышала в своем голосе едва прикрытую гадливость, но потом вспомнила утро.

Нет, она, Касс, не имела права на брезгливость. Она не имела права вообще ни на что, кроме стыда: все в ее жизни обернулось ложью.

Эрида, вероятно, была слишком увлечена собой, потому не заметила того, что в другое время не упустила и не простила бы.

– Не знаю, - просто сказала она.
– Не знаю, что на меня нашло. Все время, с тех самых пор, как ты вышла из моего дома, я в дурмане, в кошмаре, в чаду, в бреду. И не понять ничего.

– Ты собиралась на свидание, когда мы с тобой виделись в последний раз, - напомнила Касс. Стараясь придать своему голосу безразличие, она проронила: - С халдеем, кажется... Или нет?

Глаза собеседницы округлились, взглядом в упор уставившись на девушку. Теперь этим выражением подозрительности лицо Эриды стало чуть ли не точной копией сестры. Касс же изо всех сил старалась сохранять хотя бы видимость спокойствия.

Эрмс суетился вокруг еды. С полным ртом он увлечённо обходил столы. Высмотрев лакомый кусок, хватал приглянувшееся прямо с выставленных блюд и пускался в новый оборот вокруг пищи. Челюсти и руки юноши находились в постоянном движении: он то бросал себе что-то в рот, то, наоборот, что-то выплёвывал, попадая всякий раз точно в посудину для мусора.

– Вот-вот, халдей, - промычал Эрмс.

– Что?

В Касс взметнулась надежда получить хоть какие-нибудь, пусть ничтожные, но сведения, наконец. Не в силах более выдерживать безразличие, девушка ринулась к Эрмсу, тревожно ожидая, пока тот прожует и проглотит.

– Чудак, который отказался от бессмертия, - вспомнил Эрмс.
– Уэшеми.

– И что? Погиб?
– с ужасом спросила Касс.

– Мне-то откуда знать, - он равнодушно пожал плечами.
– Слушай, ты же вся побелела...

Эрида подозрительно сверлила глазами, изучая. Значит, пришла в себя.

– Между прочим, сама-то ты собираешься в этой жизни брать амброзию? А то после смерти будет поздно...

Касс молчала.

– Пока из всех, кого я знаю, не взяли только три человека. Если не считать самого Асклепия. Вот этого мне уже никак не понять. Говорят, Асклепия так потрясла беседа с халдеем, что учёный совсем спятил, даже отказался от собственного бессмертия.

– Ну да!
– усомнилась Эрида.
– Кто же от бессмертия-то откажется?

– Представь себе, сам Асклепий, да еще трое. Этот самый Уэшеми, вот она, - он кивнул подбородком на Касс, - и певец Орф. Последний, всем известно, уже погиб. С другой стороны, никто не знает, как бы с ним обернулось, если бы амброзию он взял, а терзали бы не меньше...

– Орф погиб?
– переспросила Эрида и с видимым сожалением прибавила: - Надо же, упустила-таки я одного.

– Никому не говори, все равно не поверят, - посоветовал Эрмс. Он выплюнул осколок раковой шейки, снова попал в круглую вазу, полузаполненную шкурками, и без надежды на успех сказал: - А то, может, ко мне вернешься?

– Может, и к тебе вернусь, - без особых эмоций согласилась Эрида.

– Между прочим, кентавр там этот твой, - совершенно непоследовательно вспомнил Эрмс.
– Все тебя зовет. Говорит, любовь у вас. Ты бы хоть подошла: он на заднем дворе, в яме... Из-за тебя, между прочим, пропадает...

– Отстань, - лениво приказала Эрида.
– Мало ли кто там из-за кого пропадает...

– Представляешь..
– Эрмс обернулся к Касс: - Человек, можно сказать, из-за нее попал не куда-нибудь, - в знаменитую яму...

– Ага, тоже человек.
– Эрида вздохнула: - Кентавр-то. И вообще, тебе что до этого? Занимаешься бессмертием? Вот и занимайся, уговаривай, - она кивнула на Касс.

– У нас, в Тулане принято считаться с чувствами других... Глупо, конечно, провинция...
– Эрмс пожал плечами.

– Подумаешь, чувства.
– Эрида криво усмехнулась.
– Это у машины-то... Надоели вы мне все, хоть с чувствами, хоть без.

– А кто этот кентавр?
– чтобы что-нибудь произнести, спросила Касс. Больше всего на свете, ей сейчас хотелось узнать, что с Уэшеми. Но где-то, на задворках сознания мелькнула мысль: - Горн.