Когда молодая женщина, зажмурившись от показавшегося ей ярким несчастного, будто украденного у солнца света, кое-как выбралась на улицу, в лицо ей ударила холодная воздушная волна. Но снега не было. Значит, который бы это ни был год, настоящая зима, по-прежнему, как тогда, еще не начиналась.

Земля, сморщенная от сырости и озноба, похожая на недовольное старушечье лицо, чуть ли не ежилась от холода. Саре, как замерзшей этой земле, ужасно хотелось снега.

Измученные долгой тьмой глаза молодой женщины быстро привыкли к свету. Теперь она просто жаждала, чтобы стало светлее, чтобы небо побелело над головой от лихих снежинок. Кажется, никогда до сих пор она ничего не желала сильнее, чем, чтобы в это, последнее в ее жизни утро, хоть ненадолго выглянуло солнце или пошел снег. Насколько легче было бы ей перенести все, что предстояло, если бы снежинки легонько таяли на лице прохладными чистыми капельками...

Сара пошевелила разбитыми иссохшимися губами. Она осязаемо представила себе наслаждение влагой... И как слизывает не сладкие, не соленые, но именно тем и вкусные, невесомые прозрачные комочки, пьет чистую воду... Пьет, захлебываясь от удовольствия...

Что-то тяжелое плюхнулось на руки. Это монах, не глядя, бросил в телегу холодное тело пятилетней малышки. Бедная девочка умерла до казни, не выдержав первой же пытки. Сколько ни умоляла до сих пор мучителей Сара отдать хотя бы тельце ребенка, ей отвечали одно: "Скоро встретитесь в преисподней".

"Как замечательно, - прошептала себе Сара.
– Моей крохотульке теперь не придется больше страдать от боли. И она у меня, наконец. Я могу погладить ее по лицу, могу поцеловать щечку, правда она такая ледяная... Могу потрогать вот эти милые мелкие кудряшки, а могу просто держать в своей руке эти родные пальчики с чуть заметной родинкой на мизинце, сколько хочу."

Ах, как восхищалась пять лет назад молодая мать именно этими крохотными пальчиками новорожденной."Поглядите на это изящество... И ведь все совершенно законченное, даром что малюсенькое... Нежные, как лепесточки... Как только природа могла создать такое чудо!"

В ответ сплошным потоком неслись сердитые окрики старой Хавы: "Хватит уже смотреть мне на ребенка! Еще, не приведи Господь, сглазишь, хоть сама себе фигу покажи, сумасшедшая! И никому не показывай дитя, столько дурных глаз вокруг, а она же моя красавица!" Возмущение при этих словах немедленно исчезало, губы вытягивались дудочкой, голос делался сладким: "Теп, теп, теп, моя золотая! Чтобы бабушка разрешила сглазить свою внучечку? Да ни за что! Ах, ты мое солнышко, ну вы мне скажите, только правду, вы видели где-нибудь еще такого красивого младенца? Это же чудо природы!"

Теперь они встретились все. Семью, наконец, соединили. Для того, чтобы на казнь повезти вместе, в одной телеге.

Только сейчас Сара впервые после ареста увидела отца. Что нужно проделать с человеком, чтобы превратить здорового средних лет весельчака в немощного старца? Понять бы еще, кому нужно... И зачем...

Наконец, вывели мать. О, не так уж легко далась им в ту злосчастную субботу красивая пышная еврейка, которая, поняв, что спасенья нет, пережила и отбросила свой страх. Она билась насмерть, отгораживая собой детей. А еще вопила на смеси испанского с ивритом, вымаливала у Бога страшные кары "паршивым гоям", насылала на испанские головы еврейские проклятья, от которых хочется не плакать, - скорее смеяться.

"Чтобы ваш Папа сгорел в своей собственной постели! Вместе со всеми вашими мамами, которые плодят таких выродков, как вы, и чума не раздирает их чрева!"

"Там твой Иоська-хулиган прежде чем тебя спасать, лежит пока в гробу кверху лицом. Так ты, чтоб тебя перекосило, хотя ты и без того уже достаточно косой да еще кривой вдобавок, ты возьми, его переверни, поцелуй в задницу и передай привет от бывшей католички Хавы из Толедо!"

"Ищите, холера вам в бок, ищите хорошенько, может, еще где-нибудь припрятана тысяча золотых! Тысяча казней египетских на всю вашу Испанию, пропади пропадом эта помойка, вместе с вами, вашими детьми и детьми ваших детей!"

Теперь из тюрьмы выползла безмолвная старуха. Тряся седой головой, она смотрела куда-то мимо, не узнавая ни детей, ни мужа. Громадные черные глаза, в которых раньше вместе с мудростью уживались сила, молодость, озорство, - погасли: в них не осталось даже ненависти: одно безумие.

Цепляясь за материнские юбки, рядом с ней ковыляли младшие братья.

Молодая женщина не могла видеть себя, но какие уж сомнения на этот счет? Вероятно, все, что проделали с ее родными, проделали и с ней, можно ли тут выглядеть иначе... К тому же, в первый момент встречи от нее отшатнулся младший брат ее мужа, до ареста тайно влюбленный в нее... Этот его первый порыв длился не больше секунды, но Сара заметила.

Юноша заплакал и потянулся к ней: он всю ночь простоял перед дверью тюрьмы, чтобы успеть проститься с любимой, когда ее повезут на казнь. Он тянулся к ней, а она еще сильнее палачей отталкивала его. Ведь не могла же она допустить, что живой и сильный парень, со своим терпким ароматом здоровой молодой плоти, обнимет ее истерзанное, пропитанное запахом крови и гнили наполовину уже убитое тело. В слезах молодого человека Сара видела свое отражение.

– Расскажешь ему, - шепотом приказала она. Его брат, а ее муж, по своим торговым делам ушел на Восток, буквально за неделю до несчастья.