– Вперед, баронесса! – удивительно, но даже оскал боли на лице Габерона походил на ухмылку, - Вытащите меня из этой переделки и, клянусь, я отдам вам все, что у меня есть!

– У тебя ничего нет, - Шму всхлипнула, то ли от тяжести, то ли от страха, - Мне не нужны твои расчески и шампуни…

– Ах так… Тогда как на счет моих руки и сердца?

– Заткнись, Габби, заткнись!

– Я вполне серьезен, уфф-ф-ф… Кроме того, всегда хотел сделаться бароном. Карьера пирата в последнее время делается чересчур обременительна… Ох!

Дядюшка Крунч представил, какой хаос сейчас творится внизу. Как кричат в панике клерки, позабыв про свои сложные счетные машины и котировки серебряных акций, как мечется из стороны в сторону мистер Роузберри в своем нелепом платье с турнюром, неудавшийся хозяин новой эпохи, заламывая руки, крича о помощи – и ему на какой-то миг стало легче.

Когда они вывалились на крышу, отплевываясь от густой пыли и древесной трухи, та уже выглядела как проломленная ядрами палуба корабля, готовая развалиться от малейшего порыва ветра. Аккуратная ухоженная терраса на глазах превращалась в беспорядочное месиво, обломки черепицы водопадами ссыпались вниз, вдоль готовых ввалиться стен. Но Дядюшка Крунч почти не заметил этого – потому что над островом, заслоняя солнце и играя ветром в парусах, висела «Вобла».

Баркентина возвышалась над Эребусом, невозмутимая, огромная, как царственная мифическая рыбина. Дядюшка Крунч испытал прилив нежности к этому глупому и старому, как он сам, сооружению.

– Концы! – крикнула Алая Шельма, - Хватайтесь за концы!

Корди и Тренч не теряли времени даром, с облегчением понял он. С палубы баркентины уже опускались тросы с петлями. Узлы явно вязались наспех, но Дядюшке Крунчу было не до того. Убедившись, что Шму уже привязала раненого Габерона, Алая Шельма проворно стала опутывать веревкой его самого.

– Потерпи еще немного, дядюшка. Еще страховочный… И еще тут.

– Ты опять вяжешь буйрепный узел вместо выбленочного, - проскрипел он укоризненно, - Когда вернемся, сядешь за Кодекс и будешь читать его неделю подряд.

– Извини, дядюшка. Но я научусь. Обязательно научусь.

– У твоего старика тоже не всегда выходило с узлами, - снисходительно проскрипел Дядюшка Крунч, - Однажды он попытался завязать двойной топовый, а случайно связал новый свитер…

Алая Шельма лишь усмехнулась, обвязывая себя страховочной петлей. Ее лицо было залито кровью из многочисленных царапин, оставленных рапирой мистера Роузберри, перепачкано, покрыто штукатуркой и мелким древесным сором, но Дядюшка Крунч все же разглядел эту усмешку, и враз почувствовал себя легче.

– Ты кое-что забыла там, внизу, Ринриетта, - он поднял едва повиновавшуюся лапу и водрузил ей на голову алую треуголку. Помятая и грязная не меньше, чем ее хозяйка, та легко заняла полагающееся ей место, - Не дело капитану разбрасываться своими вещами, а?

От него не укрылось, с каким облегчением она вздохнула. Пусть это был всего лишь кусок алой ткани, к тому же прилично потрепанный ветрами и невзгодами, он все еще значил для нее и, судя по всему, значил немало.

Крыша походила на верхушку осыпающейся горы с оползнями из черепицы и каскадами из кирпича. Дядюшка Крунч видел, как разъезжались, обнажая балки, перекрытия, как бесшумно лопались лестницы, превращаясь в бесформенное месиво из дерева и камня, как, дрогнув, заваливаются несущие стены…

– Вверх! – крикнула Алая Шельма во все горло, - «Малефакс», тащи нас!

– Ходу! – крикнула капитанесса, едва лишь затянув на себе петлю, - Вверх, «Малефакс»! На всех парах!

«Малефаксу» не требовалось повторять дважды. Над баркентиной разлился магический дым, лениво шлепающие по воздуху колеса пошли все быстрее и быстрее, черпая воздух вперемешку с клочьями облаков. Дядюшка Крунч ощутил, как тряхнуло корпус судна от резкого подъема, а потом обнаружил, что его ноги больше не упираются в крышу. Что он летит в веревочной петле, точно кусок хлеба на леске сорванца, вздумавшего потягать с чердака плотву самодельной удочкой…

Под ними, быстро уменьшаясь в размерах, плыл Эребус. Но он больше не был островом. Он окутался клубами земляной пыли, сделавшись из веретенообразного бесформенным, какая-то сила сотрясала его так, что слышались глухие хлопки – это где-то в его недрах лопались, как обычные галеты, огромные литосферные плиты. Дядюшка Крунч видел, как по всей длине острова вскрываются трещины, огромные и глубокие, как раны от абордажного тесака. Как лопаются, выворачиваясь, земляные пузыри, как в Марево летят сотни и тысячи фунтов земли и песка. Даже рыбы бросились врассыпную, спасаясь от гнева неизвестной стихии.

– Селедка под майонезом!
– Алая Шельма не сдержалась, она тоже заворожено смотрела вниз, в бурлящую и рассыпающуюся клоаку, бывшую когда-то небесной твердью, - Никогда не видела ничего подобного… Кто-нибудь видит этого мерзавца?

Капитанессе не потребовалось уточнять, кого она имеет в виду.

– От Эребуса не отходил ни один корабль, - пропыхтел Дядюшка Крунч, наблюдая за тем, как складывается внутрь себя резиденция «Восьмого Неба», похожая с высоты на изувеченный игрушечный домик, - Ему крышка. Роза мне свидетель, по сравнению с ним даже ядовитая медуза покажется сущим агнцем, только не пожелал бы я ему такой смерти…