– У вас еще будет возможность попрощаться, - холодно ответила Ринриетта, закладывая руки за спину, - Но я бы советовала вам сменить обувь на что-то с менее высоким каблуком. В Ройал-Оук, насколько мне известно, ступени к эшафоту отчаянно круты.

Мистер Роузберри рассмеялся, вызвав у Дядюшки Крунча спазм грузовых захватов. Звук был отвратительный, словно кто-то скоблил чешую тупым ножом.

– Эшафот? Как старомодно! И кто же, позвольте спросить, отправит меня на эшафот.

– Уния, - твердо ответила Алая Шельма, взирая на мистера Роузберри с явственным отвращением, - После того, как узнает, какими делами занималось «Восьмое Небо». На вашем месте я бы уже готовила ликвидационную комиссию и составляла список активов – ваша компания движется к банкротству.

– Уния!.. – мистер Роузберри широко улыбнулся, - Унии больше нет, милочка. Уния – старинная расписная тарелка, которую держат на верхней полке буфета подальше от детей, но которая оказалась на полу. Дзынь! Остались лишь острые кусочки, которые надо поскорее смести на совок и выкинуть в ведро. Ее многолетнему диктату пришел конец.

Корди, впервые увидевшая мистера Роузберри, выпучила глаза. Но больше всего изумился Мистер Хнумр, с важным видом прогуливавшийся по палубе. Он попятился, недоуменно сопя, пока не споткнулся о ноги Сырной Ведьмы, и успокоился только после того, как вцепился в ее юбку обеими лапами.

– Не рядитесь в революционеры, - презрительно бросила Алая Шельма, - Диктат Унии вы собираетесь заменить диктатом капитала, разве не так? Тиранией акций и властью векселей. Кабалой договоров и каторгой имущественных обязательств.

Мистер Роузберри прошелся по палубе «Воблы». Даже в своем призрачном обличье он внушал отвращение – все собравшиеся на палубе члены Паточной Банды безотчетно попятились от него. Сейчас он был не просто чем-то враждебным вроде облака пагубных магических чар, он был чем-то бесконечно чужим. Одно его присутствие заставляло воздух горчить, и Дядюшка Крунч тоже это ощущал.

– Ваши взгляды – столь же устаревшая конструкция, как и… эшафот. Вам ли не знать, что власть, заключенная в одних руках, неизбежно делается тиранией? И неважно, милочка, будут эти руки королевскими, адмиральскими или сенаторскими.

– Хотите отдать весь мир во власть компаний?

Мистер Роузберри поднял палец.

– Только лишь в управление. Рациональное, разумное, взвешенное управление. Если в небесном океане и существует ветер, способный оживить нашу промышленность и помочь человеку стать ближе к звездам, так это конкуренция и эффективное управление. Власть в привычном вам виде слишком громоздка, слишком развращена, слишком тяготится своими нелепыми атрибутами с фамильной позолотой… Пора поднять ее на новую высоту. Влить свежую кровь в старые жилы. Позволить людям двигаться все выше и выше, наперекор всем ветрам!

Глаза его горели уже знакомым пламенем, схожим на свечение Святого Эразма. Гибельное, тягучее пламя. Алая Шельма задумчиво поправила треуголку на голове. Дядюшка Крунч заметил, что капитанесса то и дело машинально касается ее, словно проверяя, на месте ли та. Как будто сомневается, осталась ли она хозяином этого корабля и предводителем собравшихся вокруг людей, ждущих ее слова.

– Свергать одного хищника, чтоб присягнуть другому? Менять королевский герб на корпоративный символ? Если компании вроде «Восьмого Неба» получат власть, в высокородных тиранах не будет необходимости. Тираном сможет стать каждый. Опутать своих близких финансовыми щупальцами, высосать их досуха, уничтожить... Вместо одной литой цепи острова опутают миллионы куда более тонких, но при этом и более прочных.

– Какая милая биологическая ограниченность, - процедил мистер Роузберри с нескрываемым отвращением, - Впрочем, с моей стороны было бы глупо ожидать, что ограниченные создания вроде вас или вашего деда способны видеть дальше своего носа. Вы совершенно не разбираетесь в механизмах, которые управляют миром.

– Я всего лишь кета, - кажется, Алая Шельма смотрела сквозь управляющего в небо, - Что кета может смыслить в сложных механизмах? Я просто рвусь вверх.

Мистер Роузберри упер руки в бока – совсем не женская поза. В его звенящем от злости голосе тоже оставалось мало женственного:

– Вот именно! Рыба! А значит, получите то, что полагается рыбе! «Барбатос», огонь!

Дядюшка Крунч услышал тяжелый надсадный гул – словно кто-то вворачивал в само небо огромный упирающийся болт. Корди присела, придерживая на голове свою шляпу. Шму рефлекторно вцепилась в мачту подобно испуганному Мистеру Хнумру. Один лишь Габерон безошибочно распознал этот звук.

– Ложись! – крикнул он, - Руками голову прикрыть!..

В следующий миг Дядюшке Крунчу показалось, будто у бизань-мачты «Воблы» лопнула шаровая молния, с такой силой, что содрогнулась вся мачта. Но шаровые молнии не оставляют после себя ничего кроме оглушительного хлопка и щекочущего ноздри запаха озона. Эта оставила плывущее над палубой грязное облако, из которого прорастали и растворялись сотни истончающихся серых хвостов. Когда оно окончательно растаяло, превратившись в серую взвесь, стало видно, что крюйс-брам-стаксель превратился в полощущую по ветру тлеющую тряпку, а крюйс-бом-брам-стаксель усеян рваными дырами с ладонь толщиной [152] .

Дядюшка Крунч был единственным, кто остался стоять на ногах. Не к лицу старому абордажному голему падать при виде опасности. К тому же у него были серьезные основания полагать, что если он опустится, подняться уже будет не под силу – привод правой ноги почти полностью вышел из строя.

– «Малефакс», галсы!

– Уже выполнено, - гомункул остался хладнокровен, - Иду рваным курсом с перепадом высоты.

– Их артиллеристы недаром получают свой ром, - уважительно пробормотал Габерон, разглядывая потрепанный парус, - Накрытие первым же залпом по высоко идущей цели, да еще и сквозь облака…