Более осторожный взгляд на результаты, характер и направленность эволюции политических институтов, институтов участия и политических практик конца XVII – первой трети XIX вв., укрепившийся в историографии с середины 80-х гг. прошлого века, также придал новой актуальности исследованиям системы политического представительства и парламентских процедур. При этом акценты анализа существенным образом изменились: те специфические черты данных элементов политической системы, которые ранее рассматривались в качестве недостатков, препятствующих окончательному оформлению конституционных механизмов современного типа, сегодня оцениваются как ее ключевые характеристики, подлежащие более детальному исследованию.

Система политического представительства в XVIII в. отличалась исключительной традиционностью. В своих основных чертах она оформилась на рубеже XIII-XIV вв. и к исследуемому времени сохранилась практически неизменной. Правом посылать своих представителей в нижнюю палату парламента обладали графства и некоторые города. При этом уже в XVIII в. стали очевидны характерные особенности данной системы, благодаря которым английский парламент, будучи важнейшим институтом власти в политической системе, фактически представлял политическую элиту, не будучи связан с современными репрезентативными механизмами.

Прежде всего, английские и ирландские графства посылали в парламент по два представителя, независимо от числа избирателей. Между тем, к концу XVIII в. их количество колебалось от 17 тысяч человек в Йоркшире до 609 в Ратленде. Демографический рост второй половины XVIII в. привел к тому, что города с числом избирателей более 5 тысяч, имели такое же представительство в парламенте, как и «гнилые местечки», в которых число избирателей не превышало 10-12 человек. Хрестоматийный пример - городок Гаттон в графстве Саррей, имевший лишь шесть избирателей. Естественно, выборы в таких местечках было легко контролировать, чем активно пользовались крупные земельные собственники. 215

С другой стороны, быстрый рост населения в новых промышленных регионах Северной и Центральной Англии, привел к тому, что диспропорции парламентского представительства между промышленным севером и аграрным югом страны становились просто вопиющими. Графство Ланкашир с населением в 1,3 миллиона человек в парламенте представляли 14 депутатов, а Корнуолл, в котором не проживало и 0,3 миллиона человек, имел в парламенте 42 депутата, т. е. втрое больше.

Право голоса на выборах в городах предоставлялось, в зависимости от местных традиций, различным категориям населения. Сюда входили получившие свободу по средневековому городскому праву (freeman boroughs), обладатели земельной или иной недвижимой собственности в черте города (burgage boroughs), плательщики местных налогов (scot and lot boroughs), домохозяева (potwalloper boroughs) или члены городских корпораций (corporation boroughs). Все это делало избирательную систему в городах чрезвычайно сложной и запутанной. 216 То, насколько далека была подобная система политического представительства от современных стандартов, свидетельствует то обстоятельство, что в 1781 г. из примерно 8 миллионов населения Англии и Уэльса избирательным правом пользовались едва ли 0,3 миллиона человек. Даже накануне парламентской реформы 1832 г. избирательным правом обладали 366.250 человек из общего числа населения в 14 миллионов человек, т. е. не более 5-7% взрослого мужского населения страны. 217

Крайняя ограниченность числа избирателей дополнялась тем обстоятельством, что основным способом избрания депутатов было открытое голосование. Это предоставляло широкие возможности для местной аристократии в осуществлении контроля за ходом и результатами голосования, а также для оказания давления на избирателей, которое широко применялось при голосовании в «гнилых местечках» (rotten boroughs). Случалось, что имеющие права голоса лица предпочитали вообще уклониться от участия в выборах в том случае, если их политические предпочтения не совпадали с пристрастиями местного патрона. Не в последнюю очередь такое поведение было связано с желанием избежать негативных последствий волеизъявления. 218 К началу XIX в. число «гнилых местечек» достигало 200 из 658 мест в палате общин в целом, т. е. почти каждое третье место целиком зависело от пристрастий местной аристократии. 219 Только в каждом десятом из таких округов число избирателей превышало 1.000 человек. В каждом шестом округе число избирателей составляло от 500 до 1.000 человек, в остальных же округах количество избирателей редко превышало 100 человек. Таким образом, примерно 150 мест в палате общин могли считаться полностью зависимыми от политических пристрастий местных лендлордов, и фактически были устранены от реального политического соперничества. 220

Еще одним показательным моментом, характеризующим корпоративный характер системы политического представительства до парламентской реформы 1832 г., является количество избирательных округов, в которых имело место соперничество кандидатов на выборах. Из 243 английских избирательных округов в период с 1784 по 1831 г. максимальное количество случаев, когда имело место соперничество кандидатов, не превышало 70-75, т. е. едва ли каждое третье место в парламенте становилось источником столкновения интересов внутри политической элиты. Только на выборах 1818 и 1826 гг., имеющих принципиальное значение, этот показатель доходил до 90-95 мест, в прочих же случаях он мог опускаться до 50-55 мест. Это означало, что политическая борьба велась только за каждое пятое место в парламенте. 221

Политический контроль аристократии над процессом формирования парламента проявлялся и в том, что крупные лендлорды, на землях которых располагалось несколько избирательных округов, обладали возможностью конвертировать контроль выборного процесса в политическое влияние. Есть все основания полагать, что такой «электоральный ресурс» ценился очень высоко: места в парламенте открыто продавались и покупались, будучи весьма ценной собственностью. Известно, что средняя цена одного парламентского кресла на протяжении XVIII в. возросла как минимум втрое и составила в первой трети XIX в. примерно lb 5.000-6.000. 222

По всей видимости, представление о том, что парламентские выборы в XVIII в. оказывали стимулирующее влияние на политическую жизнь страны, имеет мало общего с действительностью. Парламент не был связан с современными репрезентативными механизмами и открывал дорогу к власти представителям ограниченного круга знатных семей. Внутри парламента определяющими были патрон-клиентские отношения и родственные связи внутри различных группировок политической элиты. Пэры определяли кандидатуры тех, кто должны были составить большинство в нижней палате. Это превращало палату общин в одну из самых необычных ассамблей Европы. Так, на выборах в 1761 г. борьба велась только за 42 места из 203, принадлежащих городам, и только за 4 из 40, предоставленных графствам. По-видимому, такая ситуация была нормой, а не исключением из правила. Многие места, принадлежащие городам, рассматривались фактически как собственность тех, кто их занимал. 223