Все присутствующие в зале волнительно заёрзали, а Эйгон отложил лист подорожника в сторону и сцепил руки в замок. 

– Кто же это такой дерзкий нашёлся? – осмелилась фыркнуть Магика. – Если кто из преподавателей Академии, то он завтра же лишится лекторского патента.

– Скорее всего, какой-нибудь начинающий чародей просто решил полюбопытствовать, а наш уважаемый Раверинус уже раздул из искры пламя, – успокаивающе протянул Чарсвин.

Квирл повернулся к сидевшему по левую руку Эйгону.

– Тайернак, не поведаешь нам детали?

– Отец, позволь я, – мягко вмешалась Лачтна, накрыв рукой ладонь верховного мага.

– Молчи, – рыкнул на дочь Квирл. – Я тебе слова не давал. Тайернак?

– Речь идёт об эликсире жизни, – процедил сквозь зубы Эйгон, уставившись в одну точку и не смотря на собравшихся магистров, в глазах которых застыли и ужас, и удивление, и осуждение. 

– При этом, заметьте, – Квирл многозначительно поднял вверх указательный палец, – оживлять никого не нужно!

По комнате прошла ещё одна череда волнений: свечи сварливо затрещали, шторы на окнах заколыхались, и даже листки бумаги, сложенные аккуратной стопкой в центре стола, разлетелись в разные стороны; Галвину пришлось сорваться с места позади кресла Квирла и собирать. 

– А если оживлять никого не требуется, то какого малярийного комара вам сдался эликсир? – Магистр Йерхен недоуменно заморгал. 

– Полагаю, – снова взял слово Чарсвин, – всё дело в свойствах, которыми, якобы, обладает это чудодейственное зелье. Я слыхал ещё от своих учителей и на заре своей юности, что сие снадобье способно не только возвращать из лап смерти, но и замораживать жизнь. 

– Уж ни горгулью ли своего Тайернак решил заморозить? – съязвила седая Магика, а после плотно поджала губы. – Этот омерзительного вида страшила воровал у нас ягоды на ужине по случаю пошива магистерских шапок для студентов юбилейного выпуска. Его не замораживать надо, а обратно в статую превратить. А то Тайернак насвоевольничал, вдохнул жизнь в камень, ещё и пенсне позволил нацепить, словно тот – академик со стажем.

– Позвольте всё же мне, – сорвалась Лачтна, звеня колокольчиками на браслетах, но её опять опередили. 

– Хотелось бы вначале выслушать Эйгона, – пробасил Пламмель, на секунду приоткрывая один глаз. – А то гадать до утра будем, а ему и рта открыть возможность не представится. Поведайте нам, Тайернак, что вы такое удумали? Зачем пошли против правил и варите запретное зелье?

Эйгон облизнул сухие губы и выпрямил спину. Его взгляд встретился со взглядом Лачтны – воодушевляющим, подбадривающим и вселяющим уверенность, но ответа на свои старания в глазах Эйгона девушка не увидела. Помрачнев, она хрустнула костяшками пальцев, стянула с указательного дешёвое деревянное колечко и надела его на палец другой руки. 

Тайернак кашлянул в кулак, словно пытался избавиться от морозных цепей, сковавших горло и мешающих говорить, и, наконец, выдавил:

– Ни для кого из присутствующих не секрет, что со мной происходит последние десять лет, – первые слова дались с лёгким хрипом. – Ко многим из вас я приходил со своей проблемой и просил помощи, но тщетно. 

– А я говорил вам, мой мальчик, – поспешил поделиться своим мнением Чарсвин, – что это может быть не просто болезнь, а нечто серьезнее. Проклятие какое, да заковыристое. Не простым магом наложенное, а равным вам по силе. 

– Равным по силе, – фыркнул Квирл. – Их всех магов нашего мира только шестеро могут сравниться с Тайернаком, и все шестеро присутствуют тут. Так на кого падает ваше подозрение, уважаемый Чарсвин?

– Что вы, что вы, Раверинус! – замахал тот руками. – Я просто сделал предположение, что это могло быть проклятие. Может, и правда болезнь. Вирусов последнее время развелось...

– Болезнь это или проклятие, и кому оно нужно – я так и не понял, – продолжал Эйгон, – но одно усмотрел в книгах точно: остановить процесс может эликсир жизни. И начал над ним работать. 

– Вот так вот, – подытожил Квирл, – в наших законах писано, что магия должна служить миру во всем мире, а Тайернак варит запретное зелье в сугубо личных целях. Полагаю, нарушение кодекса налицо. 

– И чем Тайернаку седина и морщины не угодили? – возмутился Пламмель, приглаживая наэлектризованную и топорщившуюся в разные стороны бороду. – Не вижу в них ничего страшного. Тем более, у вас, Эйгон, волосы и так с рождения белые – не привыкать. 

– Но Тайернак же у нас особенный, – продолжал злорадствовать вслух Квирл. – Считает, что может плевать на правила, которым все порядочные маги веками следуют. Магистр Чарсвин еле ноги передвигает, страдает бессонницей и несварением желудка, а ведь ни разу не заикнулся о том, чтобы покрошить в суп корень травы-живицы. Лорд Йерхен годами сохнет по своей экономке, уж столько раз просил её руки, а та всё нос воротит. Что мешает лорду воспользоваться магией и приготовить любовное зелье? Но нет. Йерхен читал свод правил, подписывался под каждым его словом и знает, какие эликсиры в обществе благородных светлых магов разрешены, а какие – запрещены. Тайернак же всё читал, всё знает, но продолжает гнуть свою линию, – последние слова Квирл произносил уже хрипя.