«Ярчайшая звезда на нашем небосклоне погасла», — завершалась статья. Объявлялась дата прощальной церемонии, куда мог прийти любой желающий. И все. Ни расследования, никаких дальнейших разбирательств. Вероятно, это молчание обошлось лорду в целое состояние. Или же «Вестник» предпочел не паразитировать на трагедии, коснувшейся древнейшего и благороднейшего семейства Себастьяни, обладающего в Аллегранце таким влиянием и властью, что им достаточно было бы лишь посмотреть в сторону неугодного писаки, чтобы руководство газеты уволило весь отдел. Во избежание.

Я мельком проглядела более ранние выпуски, ожидая узнать чуть больше о светской жизни и совместном деле лорда Кастанелло и его первой супруги. В этом интересе было что-то неловкое, отчего неприятно сжималось сердце. Я словно бы хотела заглянуть за завесу чужой личной жизни, вызнать украдкой что-то, о чем лорд Кастанелло вряд ли хотел бы вспоминать, и уж тем более делиться со мной. Но я не могла сдержать любопытства.

Часто ли они выходили в свет или жили уединенно, как лорд сейчас? Принимала ли леди Кастанелло участие в создании первых предприятий «Современных магических технологий», превратившихся за десять с небольшим лет в крупнейшую промышленную империю? Занималась ли разработками новых массовых кристаллов, делала ли собственные артефакты? Пышной ли была их свадьба? Каким был их сын? И был ли лорд Кастанелло тогда счастлив?..

К моему сожалению, я так и не нашла ничего стоящего внимания. Несколько раз на главных страницах «Вестника» упоминалось о больших статьях, посвященных либо основателям «СМТ», либо официальным мероприятиям городской знати, но нужная страница неизменно оказывалась аккуратно вырезанной. Конечно, странно было представить, чтобы лорд Кастанелло собирал газетные вырезки, но кому-то из живущих в поместье явно хотелось оставить себе память о погибшей леди Элейне. А в том, что интересовались именно ей, сомнений у меня не возникало. В одном из выпусков напечатали крупный портрет лорда с супругой. На газетной странице осталась лишь половина изображения: приосанившийся лорд Кастанелло с гордой улыбкой и краешек узкой женской ладошки на его плече — все, что осталось от той части отпечатанной картины, где, по всей видимости, была его супруга.

Я без особой надежды перебрала еще несколько подшивок. Неожиданно в разделе с полицейской хроникой в глаза бросился крупный заголовок, и сердце гулко ударилось о ребра. Я никогда не держала в руках этот номер, поскольку выпущен он был уже после того, как закончилось дознание по делу об отравлении, и я, раздавленная долговыми расписками Лайнуса, обратилась за помощью к его давнему знакомому, господину Ридбергу. О результатах расследования смерти господина Честера я узнала много позже, да и то в пересказе хозяйки, у которой тогда снимала меблированные комнаты.

«Громкое дело о незаконном производстве кацина завершено. В ходе следствия удалось обнаружить и уничтожить подпольную лабораторию в пригороде Аллегранцы. Капитан Э.Маркони, руководивший расследованием, представлен к королевской награде».

Далее мелким шрифтом шло подробное описание расследования. «После убийства, совершенного на приеме у лорда… наши агенты сумели выйти на след преступников… внедрившись в лабораторию… лица скрывали маски… изъято 13 коробок кацина и других опасных зелий… арестованы и впоследствии сосланы на медные рудники господин В., господин Г., Ю. и Т. По подозрению в причастности к этому делу господин С, господин А. и Л. были лишены лицензий зельевара без права их последующего восстановления. С гордостью сообщаем, что данная операция признана самой успешной в текущем году, весь офицерский состав получил благодарность от короля Иллирии Федерико Леони II».

«Господин Лайнус Честер» и «его супруга» в данной статье оказались едва упомянуты. Лайнус… сейчас я уже почти не могла вспомнить его. Он остался в памяти нечетким, расплывчатым силуэтом: неизменные в любую погоду светлые костюмы, густая грива пшеничных волос, таких нетипичных среди смуглых и темноволосых жителей Аллегранцы, и обаятельная улыбка, располагавшая к себе деловых партнеров и заставлявшая девичьи сердца биться чаще.

Однажды Лайнус признался, что был очарован мною с самой первой встречи. Мне сложно было поверить в эту историю. Что такого сумел разглядеть молодой красавец, встретившийся с друзьями в уличной кофейне у крепостной стены, опоясывающей старую часть города, в усталой путнице, прижимавшей к себе маленький чемоданчик и застывшей в немом изумлении у высоких кованых ворот Северной арки, не замечая несущейся на нее лошади? Конечно же, Лайнус не смог остаться в стороне и, оставив друзей, бросился наперерез обезумевшему животному. Он спас мне жизнь, помог подняться на ноги, а потом, сжав мои дрожащие от пережитого страха и холода руки горячими пальцами, одарил широкой улыбкой и настоял, что я должна составить им компанию, потому что оберегать столь очаровательную особу сегодня и всегда — его долг и прямая обязанность.

Разумеется, я не могла не влюбиться.

Притянув к себе еще одну подшивку газет, я зачем-то отыскала тот самый выпуск, который был напечатан в день, когда я впервые пересекла границу Аллегранцы. «Переизбрание лорда Сайруса Ранье на пост городского главы было отмечено грандиозным приемом в ратуше». «Первая партия накопителей «СМТ» поступила для освещения городских улиц». «Лорд Себастьяни рад объявить о предстоящей помолвке сына». «На следующей неделе ожидается резкое потепление: уровень воды в Гранне поднимется на три деления».

Тогда тоже был конец зимы. Восемь долгих лет назад…

Дальше смотреть отчего-то не хотелось. Истории незнакомых людей, чьи-то жизни и хлопоты, расследования, приемы, успехи и неудачи не вызывали во мне прежнего любопытства. И где-то глубоко внутри я чувствовала, что и сама не хочу вспоминать дальше. Мысленно возвращаться туда, где были циндрийские специи, кровоточащий порез, белым шрамом перечеркнувший запястье, огненные лилии на воде и жар ладоней мужчины, чьего лица я так и не сумела увидеть. Уж лучше было считать, что моя жизнь началась тогда, когда я, спустившись с подножки почтовой кареты, в первый раз ступила на каменные мостовые Аллегранцы, ставшей с тех пор моим единственным домом.