Гном положил себе порцию и опустился на все тот же низкий стул.

– Какая ж нормальная, если у тебя в поясе уже чем… везде? – спросил он быстро орудуя ложкой, словно горячая каша совсем не горячая.

– А разве не так должно быть? – удивленно спросила я.

Он покривился.

– У людёв все не как у гномов. Все через то место, на котором сидишь. Баба она какая должна быть?

– Какая?

– Мягкая!

– Это как?

– А так, - стал пояснять гном. – Грудья, задья это понятно. Оно всяко должно быть. Но главное, чтоб были бока. Пышные, мягкие, чтоб ухватил, и пальцы утопли. Ух… Вот это баба. А коли боков нет, за что хватать прикажешь, а?

Гном так внимательно и требовательно посмотрел на меня, что невольно ощутила неловкость за всех женщин, у которых нет этих самых боков, а он продолжил:

– Так что жуй, дева. Бушь нашего волка развлекать.

От такой прямоты щеки вспыхнули, а всё, что жевалось едва не полетело на стол. С трудом проглотив, я проговорила:

– Вы не могли бы избегать таких тем?

Хальвард гоготнул и, снова хлопнув себя по коленкам, проговорил:

– Чего это? Самые славные темы. Об чем еще говорить, ежели говорить не о славных битвах, оружии и бабах? Ты жуй, жуй, дева. Как тебя там Шаварлитта?

– Шарлотта, - поправила я.

– Ну не важно, - отозвался ном и поднялся, а я с изумлением заметила, что его миска опустела. – Добудем тебе одёжу. Твое платье дорожное не вернуть. Волк его, точно, изничтожил. Ну, чтоб тебе соблазна не было.

У меня чуть ложка из пальцев не выпала, я проговорила оторопело:

– Как изничтожил? Что же теперь делать?

– Не дрейфь, дева, - отозвался гном и подошел к стене, откуда торчит трубка с небольшим расширением на конце.

Приложившись губами к этой трубке, Хальвард зычно прокричал:

– Гунхильда! Гунхильда, слышь меня? Ау! Кому кричу? Гунхильда!

Хальвард прижался ухом к расширению на трубке. Некоторое время было тихо. Я тоже затаилась, не совсем понимая, чего ожидать. Потом в трубке закашляло, запыхтело, словно внутри пробудился енот и активно прочищает горло.

– Ну чего орёшь, как потерпевший? – раздался хриплый, но всё же женский голос в трубке. – Гунхильда в нижние шахты пошла. Праздник грибной браги сегодня.

Гном выругался, сплюнув под ноги.

– Я значится, тут в поте лица работаю, а она грибную брагу жрёт, - проговорил он воинственно. – А ты которая будешь?

– Ах ты булыжник недотёсанный, - буркнули в трубке. – Жену собственную не узнаёшь.

– Да вас четыре штуки и все хрипите, как старая пила, - бросил гном.
– Сказывай, кто такая, дело есть.

Гномья жена резко произнесла какие-то слова, которые по интонации явно ругательства, но значения мне их остались непонятными. Потом проговорила уже по-человечески:

– Ишь, какой. Дело у него есть. Дома не был два месяца, а теперь дело у него. Бенрика я.

– Будете пилить, - отозвался Хальвард грозно, - еще два месяца не объявлюсь. Слушай меня. Надо платье добыть. Приличественное. Чтоб грудья, задья все было закрытое.

Он оглянулся и вопросительно посмотрел на меня, мол, так? Я быстро закивала, а гном вновь повернулся к трубе и прокричал:

– Только подол, подол надо длиньше делать. Локтя на два. Слышь меня? На два локтя длиньше.

Из трубки донеслось недовольное:

– Это кого ты там обшивать удумал? Новую женку заводить хочешь? Старых уже не хватает? Не буду я новую женку обшивать. Сама пущай себя обшивает. Ты мне клещи новые обещал, а до сих пор несешь. А Гунхильде, между прочим, Тальбор обещал утюг из цельной стали.

– Я этому Тальбору руки поотрываю, - огрызнулся Хальвард. – Так ему и передай. Неча в мое отсутсвие моих жен утюгами одаривать. А платье добудь.

– Не буду я новой женке платье давать, - упрямо отозвалась Бенрика.

– То не мне. В смысле совсем не мне, и вообще не женке, - раздраженно стал пояснять гном. – Волковой девице надо. Вергеной девице.

В трубе послышался выдох, что-то загремело, а гномка поспешно проговорила:

– Чего ты сразу не сказал? Коли для Вергена, так сию минуту.

– Тебя разве перебьешь? – спросил Хальвард сердито.

– Настоящий гном должон уметь перебить бабу, когда надо, - веско заявила жена гнома.