– Ну не трясись ты так, Алешенька, – в ответ гость лишь смеется и панибратски хлопает подполковника по плечу, будто старого приятеля.

С Семеном Вишневским Алексей и правда знаком давно, еще с Курхской. Вот только отношения эти приятельскими не назовешь. По милости этого субъекта Швецов с Генерального Штаба и вылетел.

Полковник тем временем вольготно садится за стол и принимается рыскать внутри. Не иначе в поисках вина или чего крепче.

– А я думал служба в боевом подразделении пробудит в тебе интерес к жизни, – разочаровывается он. – Ну да ладно. Вы у нас на отшибе, много еще не знаете, но на счастье я о своих друзьях не забываю.

"Издевается?", – думает Швецов, храня молчание.

– Я с приказами от корпуса, – наконец переходит к делу Вишневский. – Ваше пребывание в Ольхово более нежелательно. К тому же, – смеется он, – на вас и так жалобы на жалобе. У тебя не солдаты, а сброд.

– Они МОИ солдаты, – с нажимом говорит драгунский командир, – и я не позволю говорить так о людях, ливших кровь в курхской войне.

– Это они тебе такое сказали? – заливаясь смехом гость чуть не падает со стула. – Твой доблестный батальон всю войну просидел в крепости, заливаясь местным самогоном, меняя его на патроны у башибузуков А ты, Алешенька, лишний раз доказал свою неспособность, – Семен поднимает палец и опускает, заржав, – как офицера конечно. С остальным слышал все в порядке. Хороша эта калека графская? А?

– Ах ты выродок! – еще чуть-чуть и Алексей сорвется, набросившись с кулаками.

– Но-но! – грозит пальцем Вишневский. – Учти, нет твоих покровителей, – насладившись удивлением на лице "приятеля" продолжает. – Великого князя из-за связи с бывшей царствующей семьей от командования ясно дело отстранили. И дружка твоего хряка Дорошенко тоже, выступал уж больно много. Так что хочешь погоны сохранить – делай что велено.

Закончив спектакль, полковник удаляется, бросив на последок:

– Собирай скорее своих оборванцев.

Центральная площадь. Ок. 14 – 00.

Площадь Ольхово, хоть и забитая битком конными войсками, выглядит необычайно пустынной. Никто, за исключением вернувшегося из поездки графа Малахова не торопится проводить войско. Да и городской глава воспринимает отбытие драгун с плохо скрываемой радостью, улыбаясь и невпопад пытаясь шутить. Тем нелепее звучит марш согнанных музыкантов, безбожно сбивающихся и фальшивящих.

– Господин Алексей, – освободившись от придерживающего дворецкого, Ольга догоняет стоящего у лошади Швецова.

Виконтеса хватается за плечи подполковника. Тот даже слегка краснее слишком уж близко оказавшись у лица девушку.

– Умоляю, – шепчет она испуганно, глаза Малаховой увлажняются, – не уводите войска, не бросайте город.

Алексей стыдливо отмалчивается, не зная что сказать. Подполковнику приходится пережить не лучший момент жизни, глядя, как тухнет надежда во взгляде Ольги.

– У нас есть приказы, мадмуазель, – козыряет майор Максим, стоящий неподалеку. – Мы обязаны подчиняться. Это и делает нас солдатами.

Гордая аристократка, кровь от крови древней Симерии, вскидывает голову и быстро вытирает слезы.

– Я думала вы настоящий мужчина, – в сердцах говорит она, – а вы...

Щеку Алексея обжигает чувствительная пощечина.

– Оленька! Что за манеры?! – граф Малахов впервые видит дочь в таком состоянии. – Извинись немедленно перед господином подполковником!

Но девушка, не произнеся более ни слова, удаляется к стоящей на другой стороне площади карете. Калека страшно хромает, ковыляя как сказочная баба яга, отбившись от всех попыток прислуги помочь.

Несмотря ни на что в эту минуту мысли Швецова совсем о другом.

" А с Максим Петровичем ты, Алеша, лучше общий язык найди. Это достойный человек", – вспоминает он завещания верного друга Петра Дорошенко.

Что ж, время бросить кости.

– Господин майор, – обращается, понижая голос, Алексей к начальнику штаба, – у вас есть по настоящему надежные люди?

Небо Симерии. Где-то в районе Ольхово

1 июня 1853 года (20 дней до часа Х)

Ок. 10 — 00

Лейтенант Бейли выглядывает из кабины крохотного самолета-разведчика. Внизу, с высоты полета, открывается идеальный обзор на земли монархистов. Раскиданные домики кажутся игрушечными и пашни, расчерченные неровными квадратами, будто детский рисунок.

"Богатый край, – думает с завистью пилот, разглядывая миниатюрные хутора и крестьянские хозяйства, – ни то, что разлагающиеся трущобы Стэнтона"