Шрифт:
Я повернулся к Григорию со стаканом в одной руке и бутылкой в другой. Так я и полагал, пистолет был нацелен мне в живот. Так я и думал: одно неверное движение - и мне конец. Но вот баллончика с бутаном у меня в рукаве он не заметил, а это было главным. Я поудобнее сел на стул, немного поерзал, а когда убедился, что баллончик благополучно перекочевал в щель между спинкой и сидением. Тут я позволил себе немного расслабиться и с удовольствием выпил.
На каждом баллончике с бутаном имеется грозное предупреждение: огнеопасен. Уж если фирмы, которые терпеть не могут подобных надписей, их делают, значит, для этого имеются веские причины. Я подумал, что если бросить баллончик в камин, может получиться интересная картинка. Взрыв будет достаточно мощным, только я не знал, через какое время он произойдет. Бросить баллончик в огонь было очень легко, но кто-нибудь с хорошей реакцией может также легко его оттуда вытащить. Я не думал, что ребята Кенникена такие уж недотепы, как он их расписывал.
Кенникен вернулся.
– Ты сказал правду, - заявил он.
– Я всегда говорю правду, жаль что это не всегда понимают мои собеседники. Значит, ты согласен со мной насчет Слейда?
– Я вовсе не имел в виду ту глупую историю, - нахмурился Кенникен. Я говорю о том, что в твоей машине ничего нет. Где оно?
– Не скажу.
– Скажешь.
Где-то в доме зазвонил телефон.
– Давай заключим пари, - предложил я.
– Мне не нужна кровь на этом ковре, - возразил он.
– Так что вставай.
Трубку кто-то снял: звонки прекратились.
– Может, я все-таки сначала допью?
– миролюбиво заметил я.
– Тебя все равно вызывают.
Действительно, дверь открылась и Ильич из-за неё сделал Кенникену знак.
– Постарайся допить до моего возвращения, - бросил Кенникен и стремительно вышел.
Я не успел ничего предпринять, как он вернулся. Вид у него был слегка озадаченный.
– Человек, с которым ты был у гейзера, постоялец из гостиницы, его часом звали не Джек Кейс?
– Понятия не имею.
– И ты утверждаешь, что всегда говоришь правду, - грустно улыбнулся Кенникен и сел.
– Впрочем, это уже неважно. Ситуация изменилась.
– В каком смысле?
– Мне больше от тебя ничего не нужно. И я получил приказ не применять к тебе пыток.
– Спасибо!
– искренне обрадовался я.
– Можешь не благодарить, - мрачно ответил он.
– Мне приказали просто убить тебя.
Снова зазвонил телефон.
– Почему?
– хрипло спросил я.
– Ты мешаешь, - пожал он плечами.
– Ты бы лучше подошел к телефону, - посоветовал я.
– Вдруг приказ снова поменялся?
– В последнюю минуту?
– криво усмехнулся он.
– Не обольщайся, Алан. Как по-твоему, почему я вообще все тебе рассказываю? Ведь это у нас не принято.
Я-то знал, но не хотел доставлять ему слишком много удовольствия, поэтому промолчал. Телефон смолк.
– В библии есть хорошее изречение, - продолжил он.
– "Око за око, зуб за зуб". Я все задумал в соответствии с библией, но, к сожалению, не смогу это сделать. Но я видел, что тебе страшно, и это меня в какой-то степени удовлетворяет.
– Рейкьявик!
– возвестил Ильич, просунув голову в дверь.
– Иду!
– раздраженно отозвался Кенникен.
– А ты ещё немного понервничай, ладно?
– Дай сигарету, - попросил я.
– Молодчина!
– расхохотался он.
– Настоящий англичанин! Как же без традиционной последней сигареты? Держи! Еще что-нибудь?
– Да. Пригласительный билет на Миллениум.
– Извини, старик. Все билеты для тебя уже проданы, - расхохотался он и вышел из комнаты.
Я сунул в рот сигарету, похлопал себя по карманам, потом очень медленно поднял с пола клочок бумаги и со словами "Прикурю, пожалуй", склонился к огню. Вряд ли мой страж заметил, как я бросил баллончик в самый центр пламени. А я вернулся на место, жестикулируя и произнося какие-то пустые фразы. Мне нужно было, чтобы Григорий смотрел на меня, а не на огонь, и я своего добился. Но мне понадобилось немало выдержки, чтобы самому не смотреть в ту сторону. К тому же вернулся Кенникен.
– Дипломаты!
– произнес он, словно выругался.
– Будто мне без них делать нечего. Ладно, поднимайся и пошли.
– Я ещё не докурил.
– Докуришь на улице.
Взрыв в закрытом помещении был оглушительным. Горящий уголь обжег Григория, который заорал и уронил пистолет. Мне уголь опалил шею, но я стерпел, кинулся вперед, схватил пистолет и повернулся к Кенникену. Но тот успел сориентироваться и швырнул в меня настольную лампу. Я увернулся и одновременно выстрелил, а лампа угодила прямо в голову Ильича, который как раз решил выяснить, что происходит, и открыл дверь.
Я выскочил в открытую дверь и помчался прочь из дома, мимо раскуроченного "Фольксвагена", в темноту, к дороге. Я бежал по базальтовым плитам и все время помнил, что малейшая неловкость может обернуться сломанной или вывихнутой ногой, после чего меня тут же схватят. А что произойдет потом, было предельно ясно: расстреляют на месте.
Обернулся я только тогда, когда выскочил на ровную дорогу. В окнах домика плясало пламя, слышались крики, но за мной никто, похоже, не гнался. И тут же кто-то сзади одной рукой схватил меня за горло, а другой приставил к спине пистолет.