Такой же, как ты? Ну уж нет!

— Сын, я этого ждал десять лет. Теперь, либо пан, либо пропал.

«Пан»? Наверное, это очень удачливый человек, один из любимцев Вселенной. К примеру — Президент Союза, мой одноклассник Бурундук или Фиест.

— Отец, что ты будешь там делать?

— Мне нужен Маяк, — он уточняет: — Одинокий Маяк.

Я догадываюсь, для чего. И молчу.

Звездолёт похож на громадное морское животное. На кита — во всяком случае, как я его себе представляю, выброшенного на раскалённый бетон. Чёрная кожа-обшивка, датчики-глаза и антенны-усы. Хвост улёгся на плиты, и по нему, военные в экзоскелетах-погрузчиках затаскивают контейнеры.

Из трюма появляется командир корабля — брюнетка лет тридцати в звании капитана. Вокруг неё, широко расставляя ноги, будто служит не на космическом корабле, а на морском, бегает совсем молодой лейтенант.

Картина комичная, но мне не до смеха.

Отец долго, будто навеки прощаясь, смотрит на далёкие небоскрёбы. Шумно вздохнув, говорит:

— Пошли.

Мы не успеваем сделать даже пары шагов, как раздаются глухие хлопки и треск. Из ниоткуда, на взлётной площадке возникают штурмовики.

Нуль-транспортировка, без создания червоточин! У Союза, такой технологии нет!

Словно во сне, я вижу, как один из них наводит на меня автомат — между стволом и пластинами брони, в которую закован солдат, проскакивают разряды статического электричества. Время замедляется, всё становится ясным и чётким. Мне даже кажется, что я вижу палец на спусковой скобе.

И медленно, будто в ускоренной съёмке, солдат разлетается на куски. Рука, всё ещё сжимающая автомат, голова и часть туловища, остатки ранца — всё летит в стороны. Кровавая пыль смешивается с дымом.

Время вновь ускоряется.

Штурмовики продолжают прибывать. Хлопки заглушает стрёкот автоматических пулемётов, установленных по периметру взлётного поля, и грохот разрывных пуль. Не успев сделать ни единого выстрела, люди превращаются в фарш.

Новое мясо всё прибывает.

Но зачем? Ошибка? Что же, повстанцы не предполагали, что космодром охраняется? Не знали про пулемёты с системой определения «свой-чужой»?

Абсурд! Конечно, знали! Но, есть такое слово — «война», и этим всё сказано.

Хлопки звучат всё чаще и чаще. Теперь, взлётная площадка больше похожа на скотобойню. В памяти всплывает ферма, электропилы, популюсята. По белым плитам неспешно текут алые ручьи.

Из пустоты проявляется танк. Я вижу, как в стороны расходится волна сжатого воздуха. Вспоминаю, что надо открыть рот — а через мгновение меня ударяет в грудь.

Звенит в голове, уши болят. Я непременно валялся бы на земле, закрыв голову руками, но отец — стоит. Значит, не лягу и я. Если не слушать животные чувства, становится ясно, что ничего нам не угрожает.

Вокруг танка вспыхивают переливчатые защитные поля, но пока они набирают мощность, броню прошивают снаряды электромагнитных пушек. Взрывается боекомплект, башня отлетает, оставляя в небесах дымные следы, вокруг нас шлёпаются осколки.

Да уж! Ничего не угрожает?

Но не лягу я всё равно.

Бой, которого не было, стихает…

Полыхает танк, бьются в конвульсиях искалеченные бойцы. Кто-то бьётся о бетон головой, кто-то, безногий, ползёт на руках к одному ему ведомой цели.

Хорошо, что я ничего не слышу.

Жаль, что вижу. Есть благостная человеческая способность — чуть что, шлёпаться в обморок. Но — нельзя, я не девчонка. Рядом отец, считающий меня взрослым, равным себе.

Может быть, я привыкну — ко всему привыкаешь. Может быть, буду спокойно давить на курок.

А может, буду метаться в кровати, видя во сне падающие друг на друга ошмётки.

Время покажет. Сейчас мне всё равно, я — как андроид, словно автомат…

Над городом поднимается дым. Рассыпается, охваченный пламенем, полицейский дирижабль.

Значит, десант выбросили во многих местах. Естественно, если у тебя появилось оружие, которого нет у врага, логично применить его массированно и внезапно.

Как бы там ни было — баланс нарушен. К чему это приведёт — неизвестно, может маятник просто качнётся и вернётся назад.

Я слышу, как отец дёргает меня за руку. Повернувшись, читаю по губам:

— Пошли.

И мы шагаем по крови к нашему кораблю…

— Ты чего?

— Я не хочу!

— Что случилось?