Переборов головокружение, Кир натянул штаны и вышел из Логова…

Влажный и холодный предрассветный воздух моментально привёл его в чувство, и в голове зазвучал голос Мэйби: «У тебя есть свобода? Тогда вперёд — перестраивай мир под себя, под свои желания! Хватай меня за руку — и летим! Туда, в облака!»

«Может быть, это какой-то намёк? От себя самого, от своего бессознательного? Ведь мир совсем не статичен. Всё вокруг постоянно меняется, новое сменяет отжившее, старое. Вот и Эйприл — раз, и возникла! Может, не такие уж жёсткие здесь законы? Что, если попробовать? Вдруг, стоит лишь пожелать — только сильно, по-настоящему…»

Кир попрыгал на месте. Присел на корточки, и, с силой распрямив ноги, взвился ввысь…

Изгаженная планета не отпустила, привычно ударив по ногам.

Кто бы сомневался! Если даже во сне не удаётся коснуться сладкой облачной ваты, с чего бы в реальности иметь возможность летать!

Кир невесело хмыкнул.

«Ну и придурок! Хорошо хоть Эйприл не видела!»

— Хватит скакать, завтрак остынет!

Кир с трудом запихал в себя лимонную овсянку — кислую и вязкую, точно клейстер.

Эйприл молчала, но смотрела странно и озорно, будто хотела спросить: «Как, славно ночью повеселился?»

Кир не выдержал.

— Не надо на меня так смотреть! Во сне был не я!

В зелёных глазах проскочили искры.

— Да я бы хотела, но не выходит! — девчонка прыснула.

— Эйприл, за что ты меня ненавидишь?

— Ненавижу? С чего ты это взял?

— Чувствую… Вижу….

— Ты видишь лишь то, что хочешь. Если принял пятнышко на стене за жука, не сомневайся, скоро оно зашевелит усами!

— Эйприл, смотри — там ползает жук!

— Где?

— Вон там, на стене! — Кир обогнул стол, попутно выискивая, чем прихлопнуть насекомое. Но когда подошёл к месту, где сидел жук, его уже не было.

— Убежал!

Эйприл расхохоталась.

— Ну конечно! Доедай, да пошли на пляж.

Они пихались и брызгались друг в друга водой, плавали друг за дружкой, а после — без сил упали на горячую гальку.

Кир вспомнил чёрный будильник и красную ленту воротника на шее у Мэйби. Вспомнил смерть…

— Эйприл, зачем он их убивает? Раз любит?

— Нельзя любить то, что тебя мучает. И потом, для вас — для приматов, убийство детёнышей обычное дело. Природа…

— Меня от неё уже просто тошнит… И всё равно, Фиест — ненормальный!

— Да не бывает «нормальных»! Таких, как Фиест — миллионы! Он сам себе выдумал образ врага.

— Миллионы? И где же они? Что-то не видно!

— Конечно, не видно! Их сдерживает Маяк.

— Но ведь его не сдержал!

— Значит, не мог. Значит, у него не стоит ВДК.

Кир помолчал и сказал:

— Нет, Эйприл, «нормальные» есть… Их создаёт сам Маяк: искусственно стирая различия между людьми. Делает всех одинаковыми. Если у людей одинаковые желания, мысли, поступки, то управлять ими проще, а в обществе меньше конфликтов.

Ясное небо стало казаться зловещим. Снова нахлынула жуть.

— В чём дело?

— Тоска…

— Тоски не бывает, это — отсутствие любви. В тебе, здесь! — Эйприл положила руку мальчишке на грудь — туда, где билось сердце.

— Страшно… — признался Кирилл.

— Ещё бы… — согласилась девчонка. И после долгого молчания спросила: — Где?

— Что, где?

— Ну, где тебе страшно? «Страх» — это ведь просто слово. А чувствуешь-то ты что?

— Руки холодные… кулаки сжаты… дышать… дышать… будто сжимает что-то с боков. А в ногах — как иголки колют…

Кир рассказывал и рассказывал. Исследование — вот, что ему всегда нравилось. Кто мог подумать, что можно смотреть не вовне, а внутрь? Изучать такие простецкие, но неизученные штуки, как чувства!

В какой-то момент ему показалось, что он несёт чепуху, что Эйприл снова решила над ним подшутить. Но девчонка слушала так, словно ничего интереснее и важнее в жизни не слышала. И он успокоился.

Грело солнце, ноги ласкал прибой. Ничего не болело, а все неприятные ощущения исчезали, как облака в ясный день, стоило к ним присмотреться. И, взятые по отдельности, они совсем не пугали.

Никакого «страха» Кир не нашёл.

Он вдохнул полной грудью и улыбнулся.

В небесах таяли облака. В мальчишеской руке вдруг оказалась другая, поменьше.