Когда папаша Дабо впервые заголосил, что берры не допускают честных людей до главного богатства планеты, те его просто проигнорировали. Мало ли какую форму приобретает маразм, когда достаточно окрепнет? Паршивец Жакобка, как и всякий самовлюблённый дурак, усмотрел в молчании берров слабину. И развернул пропаганду борьбы за права человечества планеты во всю ширь своей дури. Танольцы только посмеивались и отмахивались. Жители долины Воли даже слушать не стали — выгнали первого же пропагандиста с обещанием сворачивать шею каждому следующему. А вот свои воодушевились и выслали к беррам в Таноль делегацию честных претендентов на справедливый раздел природных ресурсов.

Майор и человеком-то был суровым, и оборотнем стал максимально зловредным. Он не стал никого разубеждать. Приказал своим мальчикам честно провести к вожделенному руднику честных людей. Те очень удивились, увидав вместо обычной шахты гнилое болото. Майор же приказал по приходу на место честно поведать придуркам о способах добычи «панацеи». Кадеты честно исполнили приказ, познакомив добытчиков с техникой, что использовалась при этой самой добыче. Только не сумели им помочь с освоением той техники. Люди внутрь этого оборудования могли проникать лишь в виде еды, что и случилось. Приказ был довести их до того, что они привычно называли рудником, и распрощаться. Каждый сам отвечает за свои поступки — объявил вожак берров недовольным таким оборотом дел европейцам из поместья Дабо. Как говориться, за что боролись, так и подохли.

Остальным также не возбраняется — это свободный мир. А те, кто возомнили, будто берры у них на побегушках, пусть засунут себе свои претензии. Не нравится: вот Бог, а вот порог. А не нравятся сами берры, так мы к вам не напрашиваемся. Живите себе спокойно… как сумеете. Папашу Дабо после этого чуть свои же не прикончили, чтоб и вправду засунул себе свой гонор, куда порекомендовали. Страсти, вроде, пока улеглись, но майор уже сказал своё слово: ещё одна подобная выходка со стороны Дабо, и он лично порвёт урода.

Наруга мельком глянула на Акери — жёлтые глаза Ари горели дурным золотом. Гет с Ригом заметили их переглядки и махом набычились, обещая взглядами допрос с пристрастием. Нутбер уловил всю картину в целом, усмехнулся и поинтересовался у Ригбера:

— Вместе жить станете?

— Вместе, — несколько самоуверенно подтвердил посуровевший мальчишка.

Это они с Акери ещё не обсуждали. Но что-то подсказывало: она не откажет. Этой ночью, помимо всего прочего, он вдруг осознал, насколько зеленоволосая одинока. Даже в стайке пригревших её девчонок.

— Хорошо, — сдержанно шевельнул башкой вожак. — Только присматривай за ней.

— Зачем? — удивилась Ари, сунув нос в огромную пустую кружку. — Вам нет нужды меня защищать. Я могу себя защитить.

— Покажи, — почти приказал Нутбер.

Она поднялась и подошла к широкому окну. Затем обернулась к выжидающе замершим беррам и объявила:

— Нужно уйти за стену. Здесь нельзя. Ваши дубли могут что-нибудь сломать. И людей напугают, а это нехорошо.

Разведчики переглянулись, поднялись и потопали на выход — за ними потянулись остальные. Прямо перед южными воротами крепости возвышалась громадная спина Дубль-Нута, что в ожидании друга разлёгся под солнышком погреть косточки. Безмерные хвосты, задраны в небо, вытянувшись стрункой. Казалось, они впитывали солнечные лучи подобно приёмнику солнечной электростанции. Рядом возлежал на боку Дубль-Бро, разбросав, как попало, все шесть лап. И лишь медведь старого Кобера блуждал по берегу озера с видом древнего философа. Несколько баб, как раз подходили к воротам — подростки волочили за ними тачки, доверху забитые всякой всячиной. Паршивцы скалили зубы над бабьей недовольной воркотнёй. Дескать, бросают своих зверей, где попало, а ты тут корячься, обходя эти горы нахальства и лени.

Все три медведя потянулись следом за вывалившей из крепости компанией — любопытны они до одури. Увеличенным составом двинулись к ближайшему каменному сараю для сена, стоявшему на опушке леса. Тот по причине начала лета пустовал, и эксперимент берров никак не мог повредить общинному хозяйству.

— Не хочу их обижать, — хмурилась Акери, посматривая на дублей из бойницы сарая. — Они ведь не поймут, что так надо было. Решат, что я их нарочно уязвила.

— Зато мы поймём, что так надо было, — невозмутимо ответствовал Бробер, усаживаясь прямо на пол. — Убивать-то не станешь?

— Это плохая шутка, — насупилась Ари. — И вся затея недобрая.

— Ты не торгуйся, девка! Покажи, коль есть что показать, — ерепенился Кобер.

— А ты не подначивай её! — окрысилась Наруга. — Захочет, покажет. Не захочет, лучше не нарывайтесь. А то я сама вам покажу кое-что.

— Хватит! — негромко рыкнул Нутбер, опускаясь на пол. — Сядь рядом и заткнись, — велел он Наруге.

И при этом галантно разметал лапой пылюку рядом с собой. Наруга, догадываясь о том, что сейчас грянет, дерзко ухмыльнулась и убралась прочь с испытательного полигона. Она превосходно помнила неких грибников, которые дружно сожрали гриб, ополоумевший после встречи с некой зелёной мухой.

— Хорошо, — буркнула Акери, оглядывая рассевшуюся на полу хранилища экспертную комиссию. — Только помните, что я не хотела.

Берры молчали, ожидая чего угодно. И не сразу сообразили: откуда эта постепенно нарастающая в душе тревога? Лишь когда тревога сменилась чувством страха, до них дошло. Но озарение тотчас потонуло в хлынувшем на них ужасе. Первым из сарая вывалился Кобер. Следом Бробер, Гет и Ойвинд с Ригом, но вожак остался. Он отступал в дальний угол, ощерясь и беспрестанно сжимая-разжимая кулаки. А проём ворот уже трещал — там тужилась ревущая башка раздувшегося Дубль-Нута. Каменная стена сотряслась от удара — снаружи в сарай пробивалась троица обезумевших медведей, в которых уже сидели стучащие зубами кадеты.