— Дома кто-нибудь есть?

Она делает паузу, но не оборачивается.

— Бьянка тусуется на каком-то благотворительном ужине. — Она тяжело дышит из-за явной нервозности.

Отлично. Так и должно быть. Я же теперь настоящий преступник.

— Тогда нам никто не сможет помешать.

— Хочешь поговорить здесь? — Девушка отодвигается в сторону, протягивая дрожащую руку к переключателю света, но прежде чем она успевает его коснуться, я разворачиваю ее.

— Нет. Хватит с меня разговоров. Пошли в твою комнату.

— Кэри, я не думаю, что…

После кражи ее денег, появления папарацци и ошеломляющей новости о пожертвовании, я стою на краю бездны. Но еще не свалился.

Я прижимаю Шайло к стене и зажимаю ее запястья над головой. Из ее горла грохочет протест, который я душу своим ртом. Я не прошу, я требую, раздвигая ее губы языком и целуя ее со всем накопленным голодом. Ее тело плавится, оно жаждет меня.

И я собираюсь этим воспользоваться.

Хватаю ее запястья одной рукой, другой сжимаю ее подбородок и приподнимаю его, чтобы встретиться с ней глазами.

— Это не было гребаной просьбой. Веди.

Через десять коридоров, две лестницы и одиннадцать дверных проемов, она открывает дверь в комнату, которая выступала в главных ролях во всех моих подростковых фантазиях. Однако когда Шайло отступает и пропускает меня, я стою там как вкопанный и тупо таращусь.

Спальня белая, вычурная и со стольким количеством кружева и рюшей, что я не уверен, спит она здесь или приносит девственниц в жертву.

— Это твоя спальня? — вскидываю бровь.

— Ага. Бьянка украсила ее, когда мне было двенадцать. С тех пор так не может уяснить, что я немного подросла.

Но даже если бы она не сказала, что комната принадлежит ей, я бы догадался. Прямо над дорогим белым деревянным комодом огромное зеркало покрыто теми же долбанными мешками для мусора, что и внизу. Еще более жуткое зрелище — зеркало в полный рост на другой стороне комнаты завернуто, как рождественский подарок садисту, в тот же черный пластик и перемотано серебристой клейкой лентой.

— Зачем ты это делаешь? — Придвигаюсь ближе к пакетам.

— Поиграем в «Правду или действие»?

Я пожимаю плечами.

— Окей, хочешь поиграть — поиграем. — Оглянувшись через плечо, ни выказываю никаких эмоций. — Правда или действие, Шайло. Почему ты закрываешь зеркала мусорными пакетами? И не пытайся накормить меня фигней про то, что они разбились.

Она сглатывает комок в горле и опускает глаза в пол.

— Я выбираю действие.

Я это предвидел.

— Сними майку.

— Что? Ни за что.

— Правда или действие, Звездочка. Ты сама выбрала. Не я устанавливаю правила.

— Иногда я тебя ненавижу. — Сжимая нижнюю часть белой майки в кулаках, она снимает ее и отбрасывает в сторону. — Счастлив?

— И лифчик.

— Нет! Мы так не договаривались.

— Ты все еще можешь ответить на вопрос. В конце концов, идея-то твоя.

— Пошел на хуй, Кэри. — На ней такого же типа бюстгальтер с застежкой спереди, что и раньше. Одним движением запястья она раскрывает его и опускает лямки с плеч. Мне приходится вдохнуть поглубже, потому что в голове сплошная пустота. Все, о чем я могу думать, это как бы снова обернуть губы вокруг ее сморщенных пуговок и ласкать их, пока колени Шайло не задрожат.

— Моя очередь, — объявляет она, выводя меня из ступора. — Почему ты принимаешь деньги Тарин, а мои — нет?

Потому что я уже, блять, украл их, вот почему.

— Действие.

Она ухмыляется и сканирует меня с головы до ног, задерживаясь в месте, где мой дружок пытаются прорваться через молнию.

— Я бы заставила тебя снять штаны, но, похоже, что это будет тебе на руку. Поэтому снимай футболку и помучайся.

Проклятие. Ненавижу, когда дерьмо оборачивается против меня.

Потянувшись руками за спину, хватаю майку и стягиваю ее через голову. Дыхание Шайло учащается, пока ее глаза изучают моё тело.

Хватит с меня игр. Она полуголая, и я знаю, чего хочу. А еще знаю, что сделаю, прежде чем возьму ее. Подойдя к девушке, поднимаю ее и бросаю на кровать. Она едва достигает матраса, как словно безумная вскакивает на колени.

— В чем твоя проблема?

Игнорируя ее, я показываю на зеркало.

— Срывай эту херь, Шайло.

Она не отвечает. Просто ждет, когда я уступлю ей, как всегда делал в прошлом. Но я жду, позволяя неудобной тишине окутывать нас.