Третью операцию мне делал в национальном госпитале хирург Бакыт Ибраимов. Профессионал своего дела, как и Эрнест Акрамов, Бакыт также не спеша зашил мой живот. И хотя операция длилась долго: шов пришлось накладывать на дважды разорванные ткани, многие из которых в предыдущей операции были повреждены, – перенес я эту операцию сравнительно легко.

В палате, на средней койке, лежал молодой парень, которому тоже сделали повторную операцию. Мы разговорились. Оказывается, первую операцию ему делал тот же хирург из урологии по улице Фучика. И так же, как и я, он чуть не умер на столе от болевого шока. И его шов так же, как и у меня, разошелся после операции.

– Я подавал на того хирурга в суд, – пояснил мой сосед. – При судебном расследовании выяснилось, что операцию мне делали даже без местного наркоза. Хирург оказывается не стал делиться деньгами с анестезиологом, ну а тот по этой причине перестал делать больным обезболивающие уколы.

Вот до чего могут дойти даже иные медики, когда общество заражено воровством и коррупцией, медицина брошена на самовыживание, а принцип зарабатывания денег любым путем для многих людей стал почти нормой.

Но, повторяю, личные качества первого руководителя, в данном случае главврача медицинского учреждения, – его профессиональная порядочность, честь и бескорыстие играют решающую роль в работе всего персонала, пусть даже и сам руководитель, и его коллектив, как было во времена акаевщины, оказались брошены на самовыживание. Заявляю это также совершенно ответственно, поскольку судьба отдала меня попечению Национального центра кардиологии и терапии, имени академика Мирсаида Миррахимова. И мне вновь лично пришлось убедиться в блестящем профессионализме и высокой нравственности врачей-кардиологов и всего медицинского персонала этого большого коллектива, где одновременно находятся на излечении тысячи больных.

Восьмидесятилетний патриарх киргизской кардиологии М. Миррахимов так же, как и Эрнест Акрамов, сумел сохранить должный уровень лечения больных в своей клинике. Хотя далось это нелегко. До сих пор центр сердечной хирургии – крупнейшее лечебное учреждение республики – нуждается в самом необходимом: специальных кроватях, мебели, медицинском оборудовании и пр. Но эти материальные трудности ни в коей мере не отразились на уважительном и внимательном отношении персонала кардиологического центра к своим подопечным.

До сих пор с благодарностью вспоминаю Дениса – молодого врача-кардиолога из реанимационного отделения, у которого «в гостях», под капельницей, мне пришлось пробыть около суток; лечащего врача Чолпон Абдуллаеву; клинического ординатора Гузялию Османкулову, под опекой которых мы – шесть человек в палате – находились десять дней. Эти чуткие, внимательные медики одинаково относились ко всем – будь то заслуженный артист, журналист, чабан или шофер. (Именно такой расклад профессий был в нашей палате.) И поверьте, от этой искренней заботы не только лечащих врачей, но и санитарки тети Даши, у нас затихал ураган боли во время очередного приступа стенокардии. Следует добавить, что, кроме необходимых лечебных процедур, в клинике Мирсаида Миррахимова делают самый тщательный, скрупулезный анализ работы всех органов больного, и потому лечение в этом кардиологическом центре столь эффективно. Однако, не секрет, что такое отношение к больным в условиях рыночных отношений вы обнаружите далеко не везде. И на это есть свои причины.

Медицину ни в коем случае нельзя лишать государственных дотаций, отдавая больных на откуп тем, кто волею судеб утвердился на лечебном поприще. А главное, государство, не обеспечивая систему здравоохранения деньгами, лишается морального права на жесткий контроль за ее функционированием. К сожалению, в нашем диком капитализме рыночные отношения, подмявшие под себя мораль и нравственность, подчинили психологию людских взаимоотношений исключительно золотому тельцу, и призывы к гуманности, верности клятве Гиппократа утратили свой высокий смысл.

Медицина на просторах СНГ, а на Западе и подавно стала почти неуправляемым монополистом с баснословно высокими ценами услуг. И здесь невозбранно вспомнить светлые стороны жизни при Советах. Как бы мы ни хаяли прежнюю жизнь в СССР, а она при всех ее изъянах была более духовна и нравственна.

Тогда и братство народов не было фикцией, как это утверждают сейчас иные политики, потому что общественная мораль, которую культивировало государство, так или иначе, защищала личность. В огромной многонациональной стране не было таких, как ныне, межнациональных конфликтов. Нам было легче общаться друг с другом, потому что все были в равных условиях, да и беды, которых, что говорить, тоже хватало, были общими. Не случайно, что до сих пор старшее поколение с ностальгией говорит о прошедших временах. И даже те миллионы людей, что покинули СССР и приобрели материальное благополучие за рубежом, с тоской вспоминают наше гостеприимное и душевное товарищество меж соседями и знакомых, но и отзывчивость в отношениях совсем незнакомых друг другу людей.

Кстати, нужных и полезных обществу людей, а вернее людей просто порядочных, мне приходилось встречать гораздо больше в среде рабочих, инженеров, ученых, даже чиновников различного ранга именно в то время, когда личное обогащение не поощрялось государством. То есть социальные пороки, заложенные в нас, к счастью, не в равной мере, – стяжательство, подхалимство, карьеризм и прочие отрицательные черты, которые встречаются у людей, были тогда под контролем законов. Да и общественная мораль не приветствовала людей, которые, перешагнув ее границы, стремились к богатству и превосходству над другими.