— Не надо. Откроешь, когда придет время, — остановил меня Шакта Ма.

Чего это он заладил про время?

— Что ж, мне в самом деле пора. Если ты не хочешь добавить еще что-нибудь.

— Я — нет, — усмехнулся старейшина, который ну никак на старейшину не был похож.

— Вы ведь были там, на встрече с моим пра-пра…дедушкой… Сколько же вам лет?

— Меньше, чем ты думаешь и больше, чем на самом деле.

— Чего? — Что за ерунду он болтает?

— Мне не пора, это вам уходить…

Слова как-то странно путались в голове, растягивались и удалялись.

…

— Так я не понял… — распахнул я глаза и посмотрел на Эсмирато, который в свою очередь пялился на меня. Мы сидели на полянке; куда-то подевалась и палатка, и фей. — Чего это сейчас было?

— Ягодный чай, — отозвался кэшнаирец.

— А где Шакта Ма?

— Полагаю, там же, где и палатка.

Я поднялся на ноги и отряхнул сор с одежды.

— Великий Рыжий…

В траве сиротливо лежал мешочек, я взял его.

— Идем, надо покончить с этим делом раз и навсегда.

Любое важное и не очень дело начинается с решения и решительности. Я решил и был полон рвения — наконец-то длинный путь подходил к концу! — но, конечно, пришлось все отложить…

— У нас нет карты. И вещей. Нужно за ними вернуться. И за оружием.

— К феям?

— К феям.

— Да к феям это! — выругался я. Эсмирато был противоположного мнения и считал, что все нужно сделать как следует. К тому же, ритуал нельзя провести без ингредиентов, которые мы собирали несколько довольно трудных дней и которые оставили на прежнем месте стоянки до похода к феям. Возвращение за ними не заняло много времени.

— Пусть ингредиенты побудут у меня.

— Почему у тебя? — не понял я. — Думаешь, я снова попаду в плен, а ты нет?

— Я умею маневрировать.

— То есть?

Эсмирато тягостно вздохнул.

— Я видел, как ты вел бой с бегермотом…

— И как я его вел?

— Извини, Кармаэль, но лобовая атака — тактика дураков. Она малоэффективна.

В лоб получит — изменит мнение.

— И что ты предлагаешь?

— Я пойду один и верну наше оружие, а ты сиди тут.

— Если я останусь тут, то ингредиенты безопасней оставить со мной. И потом… я больше всех заинтересован, чтобы ритуал состоялся. Так что без меня никак.

— Не согласен.

— Чего ты боишься? Что я заберу ингредиенты и проведу ритуал без твоего участия? А не за тем ли Эль’Саапрана тебя послал, чтобы ты стал свидетелем ритуала? — Вот в чем дело!

Глаза кэшнаирца стали колючими, как вода в горном источнике.

— Никто меня не посылал! Я всегда действую от своего имени.

— И жениться на моей сестре тоже хочешь не по политическим соображениям?

Его взгляд запылал. Похоже, я его не на шутку разозлил.

— Я иду! — бросил он на ходу.

— Удачного пути! — Можно подумать, я горю желанием очутиться у фиников.

Пока он ходит, решил вздремнуть, а то в последнее время это получается из рук вон плохо.

Прилег на расстеленный на полянке плащ и не заметил, как уснул. Разбудил меня странный шум похожий на сопение измотанного на охоте кабана. Открыл глаза… Зеленое чудище склонилось надо мной, сверкая яростными очами. Со страха двинул кулаком по страшной морде…

— …Надо было сразу сказать, что это ты.

— Это я, — приложил к пострадавшей физиономии прохладный котелок Венди.

Я сокрушенно покачал головой.

— А чего ты здесь делаешь? Ты же с феями был, — не смог удержаться я от сарказма.

— Был, да сплыл, — мрачно отозвался друг, собирая тину с волос. — Оказывается, я был им нужен для одного специфического ритуала. Видишь ли, феи не из этого мира… — Он выдержал паузу. — А ты не удивлен.

— Старейшина яблоневых фей мне все рассказал.

— И ты знал, что финики топят божественных существ в священном озере, чтобы те слились с Великим Потоком?

— Что? Первый раз слышу.

— Они думают, что им это поможет вернуться в свой мир.

— Они так думают? Что ж, похоже, ты первое божество, которое им удалось поймать. Иначе бы они давно так не думали. — Меня распирало от смеха, но я крепился. Венди выглядел слишком несчастным, чтобы над ним потешаться. Хотя…

— Ну давай, посмейся надо мной, тебе ведь это приятно.

— Мне это неприятно, но ты сам захотел остаться с феями. А когда я просил помочь, ты вообще отвернулся. И что мне теперь прикажешь думать?