Елисей слушал внимательно и с интересом.

— Знаешь, — наконец сказал он — ты ведь не старше меня, а порой мне кажется, что ты взрослее на целую жизнь! Вот что значит воспитание и образование… А я совсем глупый деревенский мальчишка. Должно быть, скучно тебе с таким собеседником!

"Если бы ты только знал…" — Подумала девушка. Ведь она и правда была старше него почти на век, и образование её было совсем другим. Но парень, всё же, был интересен ей, он был каким-то другим, и пусть её порой раздражала его набожность, и рассуждения о Боге и святости, в нём была простота, был как будто совсем другой мир, который она не знала и не видела.

В Елисее была детская непосредственность и чистота, он жил, он верил и улыбался, улыбался там, где другой бы плакал.

Нет, Мэри не хотела бы, чтобы он узнал, кто она, и отчего-то боялась, что этот мир рано или поздно развратит его и испортит. Ей хотелось однажды показать ему великолепную библиотеку их семьи, хотелось подарить ему томик стихов любимого поэта и нарисовать его полные жизни глаза. Нет, не погубить.

Впервые Мэри начинала понимать, что у неё — это совсем не жизнь, что она давно погибла, что нет и не будет у них ничего общего, что между ними пропасть ада…

— Нет, не скучно. Знаешь, я росла чопорной аристократкой, которая не знала жизни обычных людей, да и сейчас не знаю, для меня это всё чужое, а ты в свои восемнадцать знаешь и умеешь столько, сколько не умею и не знаю я. Ты прост, но с тобой интересно, интересно смотреть на вещи под другим углом. — Мэри украдкой взглянула на него.

И Елисей поймал её взгляд, и спокойно так, мягко улыбнулся, чуть крепче и увереннее сжав её ладонь.

Теперь Умберту не мог ни спать, ни есть, думая о том, какой опасности подверг Марию. "Погубить дюжину первородных, погубить кровного брата, ради чего?! Ради этой девки?" — До сих пор звучал в голове гневный голос отца.

Ради… Да. Ради этой девки, он готов был пойти на многое. А теперь… Теперь он даже боялся взглянуть, отгораживаясь, закрываясь, чтобы не чувствовать Марию. Ведь что если она давно мертва?.. Что если парень её раскусил?..

Демон мерил свою комнату шагами, нервно курил, и глядел в окно каким-то невидящим взглядом. Курение — привычка Марии, и сигареты тоже её. О, как же он соскучился и как же он боялся… Хватит! Умберту бросил недокуренную сигарету прямо на ковёр, и растоптал её. Хватит этих сомнений и страхов. И он взглянул, опосаясь того, что может увидеть, но…

— Вот же распутная демоница! — Рявкнул Умберту, и кулак его врезался в стену.

Мэри шла за ручку с этим святошей, и, казалось, была счастлива, казалось, позабыла обо всём на свете. Никогда, никогда она не улыбалась ему так, никогда так не горели её глаза.

"Мария, ты моя, помни это!" — Мысленно прорычал демон, заставляя Мэри почувствовать и услышать его, а затем отключился от созерцания этой картины, и рухнул на кровать, уставившись в потолок, одними губами шепча: — Да что ты сделала со мною, Мария?!..

…

Мэри отчетливо услышала, знакомый хрипловатый баритон Умберту в своей голове. Он был не то зол, не то расстроен… Расстроен? Демон? Аха-ха, вот бред. Но от этих его слов её передернуло, она изменилась в лице и отпустила руку Елисея.

Девушку словно окатило ледяной водой, и она очнулась от сна. Умберту напомнил ей её место, напомнил кто она и зачем… Конечно, он ведь следил, следил, как всегда это делал. Мария повернулась к парню, улыбнулась, актрисой она была отличной.

— Я хочу прогуляться до реки и ополоснуться. Я ненадолго, постараюсь не задерживаться. — Она просто хотела побыть одна.

Сбежав к реке, девушка просто села на берегу, снимая обувь.

Елисей опустился на траву, и сидел, рассматривая небо. Может, он чем-то обидел Марию? Сказал или сделал что-то не то? Но он не хотел быть навязчивым, и потому остался просто ждать.

И почему-то вдруг его охватило странное чувство — захотелось вскочить и убежать. Да, бежать, без оглядки, так быстро, как только можно, чтобы никогда не видеть больше Марии и этих её зелёных глаз. И желание это было таким сильным, что он в какой-то момент вскочил на ноги, но смог всё же осадить себя, и вновь опуститься на траву.

Бросить хрупкую и беззащитную девушку посреди этого ужаса?! Да что на него нашло? Как могло прийти такое ему в голову?!

Немного освежившись и приняв свой обычный вид, девушка вернулась. Вместо брюк она надела недлинную юбку и рубашку, было ужасно жарко и хотелось чего-то свободнее. Мокрые волосы разметались по плечам, тяжелые и с них еще капала вода.

— Продолжим путь?

Елисей окинул Марию взглядом с ног до головы. Красивая такая, и такая хрупкая… Юбка, и эти влажные волосы. Парень залюбовался ею, а потом вдруг вспомнил о своём желании сбежать, покраснел, отвёл взгляд, и, встав на ноги, кивнул: