Вернувшись во дворец, Алдия по привычке направился было в сторону королевской приёмной, но, спохватившись, свернул в коридор, ведущий к его собственным покоям. Гул голосов и режущий глаза свет многочисленных свечей и факелов остались позади. Темнота и тишина давили, как толща воды.

Запершись в кабинете, Алдия, не зажигая света, опустился в кресло и закрыл глаза. Его била дрожь, он продрог в промокшей одежде, но сил не было даже на то, чтобы снять плащ. Отстранённо подумалось — теперь можно и простудиться, и заболеть… Вендрик вернулся, и он, Алдия, может наконец отдохнуть…

Заснуть. Пусть и увидеть все кошмары разом. Теперь это уже неважно. Вендрик вернулся. Всё закончилось хорошо. Всё… закончилось…

…Треск пламени, чей-то нечеловеческий вой. Лязг стали, стоны и крики — уже человеческие. Взрывы. Ветер доносит едкий запах горящего масла. Жар. Грохот. Стоны…

Горячо… Пылает одежда. Пламя уже не сбить. Больно. Давит — не вдохнуть. Алдия чувствует, как вминается грудная клетка, как трещат рёбра. Словно кто-то наступил нему на грудь гигантской ногой.

Гигантской…

— Алдия! Очнись! Что с тобой?.. Алдия!

Кто-то тряс архимага за плечо. Больно было так, будто ему вырывали руку из сустава. В груди нестерпимо жгло, во рту стоял привкус крови.

Алдия закричал — а на самом деле издал едва слышный сдавленный хрип — и попытался оттолкнуть мучителя, который не унимался и теперь тряс его за оба плеча. Очередная вспышка боли едва не швырнула назад в кошмар, но всё же архимагу удалось зацепиться за обрывок реальности, проникшей в его сознание вместе со смутным ощущением, что голос, зовущий его по имени, очень хорошо ему знаком. Он открыл слезящиеся глаза.

— Братик, ну что ты, — дрожащим голосом проговорил Вендрик. — Всё хорошо. Теперь всё будет хорошо.

Алдия обхватил брата за шею и изо всех сил зажмурился. Не пристало суровому архимагу плакать, как мальчишке. А впрочем…

***

— Переоденься, — Вендрик показал на собственный плащ, насквозь мокрый от соприкосновения с одеждой брата. — Простудишься. Зачем тебе это надо?..

— Наплевать, — Алдия тёр глаза и тряс головой, пытаясь сфокусировать зрение. Получалось из рук вон плохо. — Сначала расскажи мне… С чем ты вернулся? И почему так долго не возвращался?

— Долго рассказывать в подробностях, — Вендрик махнул рукой, усаживаясь в кресло напротив Алдии. — А я ведь сбежал. Там сейчас меня хватятся, переполошатся… — он ещё раз махнул рукой. — Так что я пойду, а то Шандра испугается. Я ведь и ей не сказал, куда пошёл.

— Зачем вообще удрал? Пришёл бы позже, когда всё успокоится…

— Я почувствовал, что ты… Как будто отдаляешься, — пробормотал Вендрик, отводя взгляд. — Даже там… За морем — я не чувствовал, что ты так далеко. Я понял — с тобой творится что-то плохое. И, похоже, я был прав. Я стучал, кричал — ты не отзывался. Я дверь выломал… Мне кажется, ты мог бы умереть, если бы я тебя не разбудил.

— Ерунда, — быстро сказал Алдия. Вендрик только покачал головой.

— Вкратце — мы напали на гигантов, разгромили их. Победили их предводителя. И забрали их сокровище, о котором рассказывала Шандра. Пока мы плыли назад, я пытался изучать возможности этого артефакта, но, боюсь, мне это не под силу. Я рассчитываю на тебя… Как и всегда. Как и во всём.

— Что за артефакт? — Алдия подался вперёд. Живой росток любопытства расколол каменную плиту смертельной усталости.

— Это некий сосуд, если можно так сказать, — Вендрик выпрямился. Глаза его засияли. — А может быть, ключ. Ключ к наследию гигантов. А гиганты, как тебе известно, ныне являются хранителями множества древних тайн, принадлежащих эпохе Первородного Греха. Ты понимаешь, что это означает?..

________________

* Едкое и пылающее бурлит и брызжет солнцем.

Да начнется акт сотворения золота!

Окно на запад, над головой сияет звезда.

Первый шаг под созвездием Тельца — и появляется лестница.

Не пытайтесь обвинять меня в своих грехах,

В том, что солнце сожгло меня дочерна.

Ваши никчемные жизни и весь этот мир —

Заберите их прочь!

(перев. авт.)

** Forlorn (англ.)

Шаналотта. Сейчас

Утро было серым, хмурым и туманным, будто так же не хотело наступать, как Шаналотта не хотела выбираться из постели. Спала она плохо и, проснувшись, чувствовала себя уставшей, как после трудного дня. Всю ночь в отдалении грохотал гром, в витражных стёклах дробились вспышки молний. И ни капли дождя. Сухая гроза — к несчастью.