«С чего Тудиль обвешалась защитой? — открытие еще сильнее озаботило его. — Новый план? Что-то с Аной? Неужели она так и будет сидеть безвылазно в комнатушке?»

Прождал еще несколько дней, но Ана так и не спустилась.

Волнение и любопытство заставляло думать о ней все время. Асаар привык, что Ана преследует, стремится к нему, и теперешнее положение казалось странным. Кроме того, пусть не виделись почти лунный оборот, при одном воспоминании о ней сердце начинало чаще биться. Хотелось встретиться, прикоснуться, вдохнуть ее манящий запах. Та ночь, когда он при Фране поставил ее на колени и взял со спины, а она сдерживала стоны, снилась ему вновь и вновь. Плоть тяжелела, просыпалось желание, и грудь начинала щемить тоска.

«Это юнец думает, что она сдерживала стоны боли, но я-то знаю правду. И пусть пострадала ее гордость, это не причина для серьезной болезни! — и все же Сар чувствовал вину. А ее слова, что якобы позволил бы ею овладеть другим, бесили. — Как могла обо мне такое подумать?! Шеи насильникам еще до начала свернул бы, а другим бы не захотелось! — бушевал он, и желание объясниться, поговорить без обиняков стало почти нестерпимым.

Подловить Талазу оказалось сложнее, чем думал. Хитрая «цветочница» старалась на глаза не попадаться, однако от него скрыться сложно.

— Хочу увидеть Ану, — процедил сквозь зубы, вынырнув за спиной ведьмы. Та подпрыгнула, схватилась за сердце и попыталась изобразить, что теряет сознание. — Даже не думай! — рявкнул и осторожно тряхнул женщину за плечо: не так сильно, чтобы сделать больно, но и неслабо, чтобы отбить желание выкручиваться.

— Не хочет она видеть тебя, — пробурчала Талаза, разглядывая его щурящимися зелеными глазищами.

— Пусть скажет мне.

— Ишь, какой хитрый. Она и разговаривать не хочет.

— С ней все хорошо?

— В меру произошедшего, да.

— Разве не ты приложила руку?

— Разве не твой выбор задел ее?

За все время, сколько Асаар знал «цветочницу», так и не решил, как к ней относиться. Умная, проницательная, себе на уме, пронырливая, опасная, она вызывала у него уважение. А сейчас, хлопая глазищами, пыталась казаться глупой, но читалось в ее чертах что-то, чего он не мог понять. Что-то похожее на спокойствие, умиротворение, даже снисхождение. Сар спросил бы, да знал — бестолку: хитрунья ответит правду, да запутает еще больше. И все же решился.

— Чего-то ты счастливая. Готовишь новую пакость?

— Ой, еще от прошлой не отошла. Уцелела после гнева нанимателя — чего же не радоваться?

— Тогда зачем башню обвесила артефактами?

— Чтобы любопытные оборотни не тревожили наш покой. Пиши записки. Желательно любовные и полные раскаяния, и, быть может, Ана выслушает тебя.

— Я не юнец, чтобы строчить записочки.

— А жаль, женщинам они нравятся.

— Ты ее держишь взаперти!? Покажи ее! — он чуть сжал пальцы на ее плече.

— Не обижай беззащитную, слабую ведьму! — заныла хитрюга.

— От махонького камушка бывают большие проблемы.

— От булыжника еще больше! Пусти! — пропищала жалобно, но в глазищах так и читалась насмешка.

Поборов раздражение, Сар убрал руку. Талаза демонстративно поправила платье и пробурчала: — Письма! Умеешь писать?!

Он кивнул

— Вот и хорошо! — бросила и ловко проползла под его ногами.

Асаар мог бы зажать «цветочницу», но ломать ей ребра не хотел, чем и она воспользовалась.

— Любовные-е! — напоследок напомнила ведьма и скрылась за дверью.

— Не дождешься! — прошипел, решив, что над ним намерено насмехаются.

Прошло еще несколько дней.

Насупившийся Сар подпирал стену башни, дожидаясь Сольфена, которому, все-таки, удалось добиться встречи с Аной. Но когда юнец вышел из башни бледный, с красными глазами и бросил: «Это ты, ты виноват!» — Сар подумал, что ради встречи так уж и быть, накатает любовное письмо.

Рассевшись на полу, перед стулом с разложенной на нем бумагой, задумался: «Чего бы написать?» Нет, образованности ему вполне хватало, чтобы подсказывать перлы сослуживцам, но когда пишешь о себе, своих чувствах — дело иное.

«Ана», — старательно вывел на листе и поставил точку. Изящным почерк не был, да и в его руке стилос больше походил на зубочистку…

— Ана. Прости. Давай объяснимся. Асаар, — прочитала Талаза при нем, подняла голову и возмутилась: — Да она его выбросит, а другие даже читать не станет!

— Ладно, — пробормотал Сар и склонился над подоконником. Поплевав на стилос, дописал: «Волнуюсь. Сильно».

— Может, стих какой перепишешь? — подсказала ведьма. — Ну, в тоске по тебе печалится небо, и ветер доносит нежный голос…