Заметив его взгляд, Анка огрызнулась:

— Посмотрела бы, как сам запел, если бы тебя разрывало изнутри!

— Если тебе так легче, ругай меня, не сдерживайся.

— Да ну?!

Сар вздохнул, посмотрел исподлобья и произнес:

— Неужели ты думаешь, что из-за сквернословия я буду любить тебя меньше?

— Я долго ждала твоего признания, но а сейчас мне не до него! Из-за тебя мне больно и страшно! И я очень на тебя зла!

— Все закончится хорошо, — мягко и уверенно произнес Асаар. — Я положил под постель амулет Миты Роры, а она лучшая в родовых оберегах. А чтобы боль ослабла, помну поясницу и крестец.

Юлиана свернулась калачиком на постели, и он принялся осторожно растирать спину. Но схватки нарастали, а она стонала все громче.

— Откуда знаешь, что помогает?

— Вильке помогло.

— Кому? — сквозь боль насторожилась Анка.

— Любимице Сарны, — замялся Сар.

— Собака, что ли? — возмутилась и, шипя, ударила его по рукам.

— Но ведь помогло же!

— И что еще Вильке делали? — пытаясь совладать с болью, съязвила.

— Гладили.

Она прибила бы его на месте, если бы не напуганное лицо Асаара и сострадание, с каким смотрел.

«И вправду, что он еще может знать?!»

— Если я умру — это будет твоя вина!

— Все будет хорошо! Медальон действенный. Мита Рора лучшая в родовых оберегах! — а у самого дрожали колени.

— Раньше сказать не мог! Мне же страшно!

— И мне, — наконец, признался и Асаар.

К рассвету узнал, что он — редкостная сволочь, эгоист, и чтобы больше к ней не смел подходил, потому что Ана за себя не ручается. А потом у нее отошли воды.

Смотреть, как она плачет от боли, было невыносимо. И чтобы хоть как-то помочь ей, взял себя в руки.

— Покажи, — произнес мягко и уверено. Но, увидев, как проглядывает что-то похожее на макушку, несколько мгновений молчал, не слыша Анкин голос.

«И это должно полезть?!» — только сейчас Сар понял, как он боится.

Однако когда начались потуги, сидел у ног и, сжимая кулаки, наблюдал, как голова малыша то приближалась, то снова втягивалась обратно. Понимая умом, что она тратит силы попусту, слабеет, осторожно подхватил ее подмышки и приподнял, заставляя встать на колени и раздвинуть ноги. Пока продолжались потуги, так и придерживал.

Анка рычала, рыдала, сжимала его ноги пальцами, впивалась ногтями. Каждое напряжение ее тела, проходило будто сквозь него, и он чувствовал необычайное единение с Аной. Он даже дышал с ней в унисон.

— Кажется, голова вышла, — задыхаясь, пошептала Анка, и Сар едва не рассмеялся от радости.

— Еще немного! — шепча, подбадривал он, помогая лечь на постели. А задрав юбку, лишился дара речи. Ребенок шел лицом кверху, и на него смотрели два глаза. Два больших, пытливых глаза.

— О, Милостивая! — вырвалось у него.

— Что?! Что там?! — екнуло сердце Юлианы, допускающей все что угодно: от рождения страшилища, до появления ужасной раны.

— Кажется, он будет красивым! — дрожащим голосом заверил Асаар.

— Я тоже хочу видеть!

— Так рожай!

— Сама знаю!

— Может, его потянуть? — спросил взволнованно.

— За уши? — поддела. — Даже не вздумай!

— Но когда овцалы рожают…

— Я не овцала! — рявкнула Анка и застонала от потуги.

— Я не хотел тебя обидеть!

Сар, не мигая, смотрел, как рождается ребенок.

— Ты бы не пялился! А то насмотришься, а потом слабым станешь!

— Не дождешься! — огрызнулся теперь уже он.

Анке ужасно захотелось увидеть того, кого ждала так долго. Обрадовавшись, что ребенок без шерсти и всего остального, собралась и, поймав сильную потугу, вытолкнула плод.

— Я же знал! Знал, что она!

Юлиана не могла подумать, что в его голосе может быть столько искреннего счастья и радости.

— У меня ощущения, что я рожал с тобой! — он тараторил, захлебываясь эмоциями. — Сейчас оботру и покажу! Послушай, какая громкоголосая!

Наспех обтерев малышку чистой тканью, протянул Анке, и она, взяв дочь на руки, разрыдалась.

— И правда, красивая, — больше не смогла сказать из-за слез радости. Подняла глаза на Сара и только теперь спохватилась, что по его лбу тоже струится пот.

— И она без печати! Понимаешь! — он коснулся ее руки и улыбнулся. — Я счастлив, как никогда! Ты и она в здравии, свободны. Это самое замечательное утро!

Юлиана ревновала Сара, но, глядя, как он укачивает дочь, не могла сердиться.