— Ты еще не набрался сил, а сотворил такое заклинание, — сварливо добавила Алька. У нее складывалось ощущение, что мужчины — все равно, что дети малые. Сам едва на ногах держится, а все туда же, отвоевывать справедливость и геройствовать.

Он поднял руку, приобнял ее за плечи и притянул к себе. Алька чувствовала, как бешено колотится сердце, как все тело содрогается в болезненных спазмах.

— Я страж, маленькая, — прошептал Мариус, — Сантор должен верить в мою неуязвимость. А откат от конструкта Правды… Это неприятно, но пройдет.

Алька вздохнула. И, чувствуя себя мудрой и опытной женщиной, подставила под руку Мариуса свое плечо.

— Идем.

— Идем, — согласился он и ощутимо оперся на нее. Алька вдруг открыла для себя, что Эльдор изрядно тяжел. Ну кто бы мог подумать? А на вид ни разу не толстый, худощавый, живот, вон, вообще к позвоночнику прилип.

Кое-как они доковыляли до спальни, и там он рухнул в постель, обливаясь потом. У Альки самой руки тряслись, но она подсела рядом.

— Чем я могу помочь?

Мариус приоткрыл глаза.

— Надо рану посмотреть, маленькая. Помоги мне раздеться. Главное, чтобы то, что сейчас делает король со своей королевой, не потянуло мой резерв настолько, что все разойдется снова…

Потом они вместе снимали с Мариуса тунику, снимали тяжело и долго, потому что застежка не была предусмотрена и вовсе. С повязкой тоже пришлось повозиться, но когда Алька подняла куски полотна, то ахнула. Рваная рана полностью затянулась, на месте кровавой борозды теперь багровел неровный рубец.

— Что там?

Алька осторожно, кончиками пальцев коснулась нежной кожицы.

— Все в порядке, я думаю. Ничего не открылось. Наоборот, все заросло.

— Вот и отлично, — Мариус зевнул, — Алайна, мне надо поспать. А ты ложись рядом. Просто будь рядом, хорошо?

— А друг у королевы есть еще сообщники? — она тревожно всматривалась в блестящее от пота лицо стража, — я как-то сразу не подумала.

— Но моя сеточка все еще на тебе, не переживай, — Мариус улыбнулся и закрыл глаза, — иди ко мне, маленькая. Хочу тебя… чувствовать. Тогда мне легче.

Его дыхание постепенно выравнивалось, взгляд затуманился. Алька помялась несколько мгновений — все еще непривычно было спать в одной кровати с тем, кого еще недавно считала врагом. Потом подумала о том, что с этим мужчиной ей уже стесняться совершенно нечего. Во-первых, голой он ее видел, во-вторых, ухитрился пощупать даже в тех местах, которые можно щупать только мужу и в-третьих, наконец, сделал предложение, на которое она ответила "да". Ну а перья… А что — перья? Ничего она с этим поделать не может, и если Мариуса этот вопрос не смущает, то ее и подавно не должен. Алька быстро разделась, сложила крылья плотнее, чтоб не мешали, и легла рядом. Набок. Положив голову на согнутую в локте руку.

Мариус спал, и в тусклом свете лайтеров Алька могла беспрепятственно рассматривать его профиль. Надо сказать, профиль у приора Эльдора полностью соответствовал обращению "ниат", то есть был самый что ни на есть аристократический. Довольно высокий лоб, густые черные брови с коварным изломом, нос с небольшой горбинкой, отчего все лицо приобретало несколько хищное, зловещее выражение. Взгляд Альки остановился на губах Мариуса — от одного их вида ее в жар бросило. Вспомнила, как он ее целовал, требовательно, напористо. Подчиняя и заставляя самой тянуться за этой изысканной лаской. И, сознательно отметая все опасности, которые их ждали, Алька впервые задалась вопросом — а что, собственно, у нее с этим мужчиной? А у него с ней?

— Мамочка, — беззвучно прошептала она в золотистый сумрак спальни, — как жаль, что тебя нет рядом.

И слезы навернулись на глаза. Вспомнила, как мама — та, что вырастила — заплетала ей косички. А Алька, маленькая, по пояс маме, тянется на цыпочках, смотрит в зеркало.

"Вырастешь такой красоткой, Алечка. Женихов придется палками отгонять, чтоб остался только самый лучший".

Судорожно выдохнула.

Если бы мама была рядом… С ней хотя бы можно было посоветоваться. Спросить, наконец, любовь — это как? То, что она бросилась спасать Эльдора, закрыла собой от чудовищной твари — это любовь? Или просто не хотелось, чтобы он погиб так глупо и безрассудно? Или тех, кто не нужен, не спасают? А если спасают, то для чего?

Алька нащупала в темноте перстень, который приняла. Может быть, не стоило так торопиться? Она так и не разобралась в себе, что чувствует к Мариусу. Да, он был хорош, с какой стороны не глянь: статный, не старый, такой, что защитит. К Тибу отнесся так хорошо, как не всегда к родным детям относятся. Да и в том, что он был не прочь уложить ее в постель, сомнений не возникало. А то, что до сих пор этого не сделал, намекало на серьезность намерений. И все же, все же… Алька пыталась найти, нащупать в неизвестности то, чем можно померить любовь и определить, она ли это, или просто привязанность, симпатия — и не могла.