Шрифт:
– Ноора, хватит!
– прикрикнула девочка, и выродок в мгновение ока бросил игрушку.
– Змея, наверное, уползла.
– Она там, - уверенно ответил птицелюд и, сев на землю, грустно добавил.
– А я голоден. Очень.
– У чужаков есть лошади, да-да.
– Лошади?
– выродок встрепенулся.
– Кто это?
Девочка развела руки.
– Такие большие звери на четырех ногах.
– Их можно есть?
– Да-да.
– Покажи, - решился птицелюд, поднимая крылья и вставая на четвереньки.
– Я слишком голоден, чтобы быть добрым.
Гидеону показалось, что он вздрогнул. Но разбудило его не это. Под правой лопаткой разливалась боль. Самая настоящая тупая боль. Он резко сел, схватился за плечо и замер. Боли не было, как и дрожи. Ему всего лишь приснился сон.
– Он хотел меня съесть!
– заверещал змееныш, выкатываясь откуда-то сбоку.
– Чудовище хотело меня съесть! А ты...
– Помолчи, - зло оборвал его Гидеон. Боль должна была вернуться. Хоть отголосок, хоть болезненный толчок.
Ничего.
– Он тебя тряс, - прошипел змееныш.
– Сильно.
– Не имеет значения, - отстраненно ответил принц.
– Чего?
Гидеон поднялся. Оглядел площадь, полную застывших скелетов, и двинулся прочь.
Он давно опоздал.
Его народ мертв.
Его род проклят.
Его край - склеп.
И как же им всем упокоиться с миром?
Глава 4. Водолей
Фирмос, этот бесполезный, ленивый маг, разгуливал по яме и болтал что-то невразумительное в свое оправдание.
– Сильная магия... Лучше не вмешиваться... Просто уйдем... Оружие бесполезно...
Нит не слушал чародела. Голоса, звуки, весь окружающий мир отдалились от него настолько, что перестали быть реальными. Холод и тьма захватили разум служителя Водолея и потянули далеко назад, в прошлое.
– Мама! Мама..., - он охрип, закоченел, правая нога ниже колена распухла и горела, а его самого трясло от страха и холода. Там, над головой, молочного цвета небо сочилось ледяным дождем. Ветер бился, завывая. Ветер пел о смерти.
– Мама...
Он звал её долго. Небо потемнело, а дождь усилился. Стены ямы наступали на него, пытаясь задавить, растереть в кровавое месиво.
Она пришла глубокой ночью. Упала вниз, сложила огромные черные крылья и воззрилась на сына глазами-звездами.
– Почему ты убежал?
– спросила она.
– Что увидел?
Он хотел ответить, но не мог. Голос пропал, изо рта вырывались лишь жалкие хрипы. Что-то произошло там, у насыпи, он что-то увидел, что-то гадкое, стонущее среди песка и черной воды. И его мать была центром того ужаса.
Почему он звал мать, если она была настолько отвратительна в окружении этих мерзких, мокрых мужчин, которые делали с её телом всё, что хотели? И теперь она превратилась в птицу. Омерзительная тварь.
– Прекрати реветь, - прошипела она, склоняясь над сыном.
– Глупый, маленький головастик. Что бы ты ни увидел, теперь у нас есть еда.
– Мерзкая еда. И ты тоже.
– Заткнись, - прокаркала она, раскидывая крылья и укрывая его от дождя и холода.
– Прижмись ко мне и спи.
Он плакал и плевался, когда перья попадали в рот, но в объятьях твари было тепло.
– Мама, - шептал он, всхлипывая.
– Мамочка.
Боль в ноге сходила на нет.
– Спи, - ломано-нежно прошептала она.
– Спи, черноспинка. Завтра тебе станет лучше.
Утром нога зажила, и слезы высохли. Мать вытащила его из ямы, стала собой и заставила идти до дома пешком, чтобы навсегда запомнить путь от Червивого Яблока до их насыпи. Дома не было мужчин, зато нашлось много еды. А через несколько месяцев на свет появился его проклятый младший брат.
Нит вздрогнул и вернулся.
– Тихо, - рявкнул сидящий рядом с ним Коинт. Фирмос заткнулся, растерянно выпучив глаза. Патриция и Бык схватились за оружие.
Глупцы... Оружие тут не поможет. Оружие против быстрой смерти, а на Западе умирают медленнее, чем хотелось бы.
– Они замолкли, - пояснил Коинт, пальцем указывая наверх.
– Нужно выбираться, - Патриция поднялась и глянула на Быка.
– Сможешь подкинуть меня?
– Высоко, - буркнул гигант.
– Не долетишь.