— Я всегда верила, что вы достойны лучшего, Эбнезер! — со всем доступным ей пылом выдохнула она, чем смутила Банджи: он и не представлял, что кто-то на заводе знает его по имени.

Но в его кабинет — каморку без окон под лестницей, со столом и печкой — они не пошли. Вместо этого его повели по лестнице вверх, и вот уже распахнулись резные дубовые двери, и он зажмурился от непривычного света. Кабинет был огромен, с окнами от пола до потолка, с раскидистыми пальмами в кадках и громадным письменным столом. Стены украшали портреты Вечного и наместника Хайзенберга… Позвольте, это же кабинет управителя! Но почему?

— Я взял на себя смелость созвать внеочередное собрание, — сообщил главный учётчик. — По случаю Вашего вступления в должность!

— Какую? — слабо переспросил Банджи. Но тут его внимание привлек одинокий лист с гербовой печатью на столе. Он склонился, вчитался, да так и рухнул в мягкое кресло.

«В сложившейся ситуации…». Строки плыли перед глазами. «Отныне и до особого распоряжения… возложить обязанности управителя на старейшего и самого опытного сотрудника в должности не ниже…». И печать, которой заверяли только личные приказы Бертольда Хайзенберга.

— Это что же, я? — переспросил Банджи. Главный учётчик лишь улыбнулся.

— Какие будут распоряжения, мастер управитель?

— Эм… — Старик сглотнул. — Ну… Я бы чайку выпил, признаться. А потом, значит, собрание. — Он хотел было встать и пойти в свой бывший кабинет с закопченным чайником на печурке, будто в душе желая убежать от этого абсурда — но секретарша была уже тут как тут:

— Сию минуту, мастер управитель! Какого пожелаете — чёрного, зелёного, красного? С ромом, лимоном, ликёром?

— Хм, просто чёрного, пожалуйста. — Банджи присел обратно. Мысли путались. Он прекрасно понимал, что обвинения в кражах были шиты гнилыми нитками из пустой бумаги. Что виной его падению гадёныш Трепке, который, несомненно, донёс папаше-префекту о невольной оговорке на уроке, а тот шепнул кому надо в Магистрате — и те не преминули нанести удар по Геруду. Старый негодяй всегда заигрывал с Магистратом, немудрено, что он не стал защищать сотрудника: наверняка, повесил на него все собственные грешки под удобным предлогом…

Но сюрпризы сегодняшнего дня ещё не кончились. Не успел Банджи допить чай, как в дверь грохнули кулаком, и в кабинет стремительно вошёл посетитель — невысокий, кряжистый человек с пышными рыжими усами и выбритой по столичной моде, тремя «дорожками», головой. Пурпурная мантия и цепь с серебряной печатью на шее ясно говорили о его статусе.

— Моё почтение, мастер Банджи! — рыкнул он таким тоном, будто хотел вместо этого выругаться. Впрочем, городской префект муниципального хозяйства всегда говорил так.

— Ваша высокоточность! — Банджи хотел было вскочить и поклониться, но вспомнил, что он теперь вроде как главный, и лишь привстал из-за стола. — Чем обязан?

— Я намерен выразить вам поздравления! — Из уст префекта это прозвучало как угроза. Вслед за ним в кабинет робко просочился Трепке, и хотя вошёл он сам, впечатление было такое, будто отец втащил его за ухо. — Искренне надеюсь, что вы исправите всё то, до чего довёл завод этот подлый шулер Геруд!

— Приложу все усилия, — осторожно заметил Банджи.

— И, в первую очередь, прошу простить недостойное поведение моего сынка! — Префект с отвращением взглянул на Трепке. — Этот бездарь не оправдал моих надежд, так что сообщаю вам, что отныне ему отказано в моём покровительстве и в доме. Распоряжайтесь им, как вам будет угодно — можете хоть поставить его чистить печи в котельной, мне всё равно!

— Папа! — пискнул Трепке, и тут же сжался, когда разъярённый отец повернулся к нему:

— Молчи, позорище! Я всего в жизни добился сам, со дна выкарабкался, а ты чернишь моё имя! Твоя сестра — умница, инженер-строитель, а ты? Этот станок теперь в анекдотах поминать будут! Если это мне помешает на перевыборах, знай — ты мне больше не сын!..

Префект ещё некоторое время орал на съёжившегося отпрыска, после чего утёр багровую физиономию платком, кивнул Банджи на прощание («Чаю? Благодарю, нет — дела!..») и покинул кабинет. Наступившую неловкую тишину нарушил дрожащий голос Трепке.

— М-мастер Банджи… — проблеял он. — Прикажете мне… написать по собственному желанию?

Банджи поглядел на своего обидчика, раздавленного и жалкого. Припомнил его презрительный тон и высокомерные замашки, потом — только что виденную сцену… Вздохнул и отпил чаю.