— Через две минуты «двадцать второй» рельсоход проедет, — объяснил Коул. — Он от складов до станции идёт, за грузом с западных пищефабрик. Зацепимся за него, и аж на Свалке соскочим.

— Ты все маршруты так помнишь? — Рин поглядел на друга с восхищением.

— Те, что нужны — да. Вот он, приготовься!

Из-за поворота блеснули огни. Тягач с заклёпанными окнами тащил за собой пару открытых платформ. Мальчишки встали на краю крыши, держась за руки. Если вдруг кто-то на улице взглянет вверх, подумал Коул… Да нет — редкие прохожие склонили головы под дождём, все торопятся по домам.

— Я боюсь, — прошептал Рин.

— Все нормально, — Коул ободряюще сжал пальцы друга в ладони. — Когда скажу «давай», прыгаем вместе. Я так сто раз делал! — приврал он.

— А он надолго остановится?..

— Он не остановится.

— Что?!

— Давай!

Они прыгнули, молотя ногами по воздуху — и на одну кошмарную секунду сердце у Рина ухнуло вниз. Ему живо представилось, как они падают на дно улицы, рука в руке… А потом оба грохнулись на платформу и повалились друг на друга.

Рельсоход миновал улицу, пронесся под аркой с двумя каменными ангелами, отмечавшей границу делового района, и умчался на север.

На платформе у Свалки состав не остановился — команды, заложенные в мозг его точного механизма во мраке машинного отделения, не предусматривали остановки. И некому было увидеть, как с грузовой платформы спрыгнули две мальчишеские фигуры и скатились по насыпи.

В серой дождливой мгле ущелье казалось ещё более жутким, чем раньше. Дождь бил по броне железного рыцаря, обрамляя его светлым ореолом брызг — и казалось, будто монстр сейчас оживёт и зашевелится. Люк в броне был откинут, и сквозь закрывающий вход полог пробивался свет.

— Гай! — Коул откинул полог в сторону.

— О, ребята? — Гай, штопавший рабочий комбинезон, поднял голову. — Не ждал вас… Что случилось? — Голос мастера резко изменился, стоило ему увидеть лица мальчишек.

— Гай, — повторил Коул сдавленно. Пока они бежали, пока нужно было действовать, он держался — но теперь, при виде растерянного лица учителя, что-то в нем надломилось. — Мама… — И Коула прорвало. Он упал на колени и прижал ладони к лицу.

— Ты что? — вскочил Гай. — Этель? Что с ней?

— Там был Часовой, — жалобно отозвался Рин. Он положил руки на плечи Коулу — тот раскачивался взад-вперёд и глухо стонал сквозь зубы. — Он напал на неё, и… — Рин отвёл взгляд.

Лицо Гая враз затвердело.

— Так, — процедил он. — Ну-ка! — Он поднял Коула на ноги, стащил с обоих мальчишек мокрые куртки и усадил их поближе к печке. Затем снял с печки чайник, заварил две кружки чаю и дождался, пока парни выпьют всё до дна.

— А теперь рассказывайте всё, — жёстко приказал Гай. Таким суровым он раньше не бывал, даже когда выговаривал Коулу за какие-нибудь глупости.

Выслушав рассказ мальчишек (там, где Коул сбивался, вступал Рин), мастер сцепил пальцы в замок и уткнулся в них подбородком. Изумлённым он не выглядел, скорее подавленным.

— Скажи, — проговорил Коул, не поднимая глаз. — Мама, она…? — закончить он не смог.

— А? Нет, что ты, парень! — встрепенулся Гай. — Он не стал бы убивать Этель. Мы нужны им только живыми.

— «Мы»? — непонимающе повторил Коул. — Что ты… — В голове вдруг блеснула догадка, верить в которую не хотелось. Коул отставил кружку в сторону.

— Гай, — голос его прозвучал нехорошо, — ты ничего мне рассказать не хочешь?

— «Рассказать», гляди ж ты, — проворчал Гай. Вид у него был такой, будто его поймали на чём-то постыдном. — Не дорос ещё до такого.

— «Не дорос»? — Коул вскочил и сжал кулаки. — Там моя мама была, слышишь, ты?! Какого хрена творится? Я имею право знать…

— Сядь! — неожиданно гаркнул Гай, так, что Коул невольно отшатнулся. — Прекрати орать, парень, — тоном ниже произнес часовщик, отвернувшись. — Мне сейчас не легче, чем тебе.

Коул нашарил позади себя стул и сел обратно. Рин несмело взял его за запястье: и Коул вновь заставил себя собраться, поняв, что другу сейчас ещё страшнее.

— Гай, прошу тебя, — тихо сказал он. — Объясни, в чём дело? Зачем этот урод пришёл?

Часовщик поднял голову. В свете ламп тени залегли в морщинах на его лице: и Гай, всегда бодрый и живой, вдруг показался совсем изможденным стариком.

— Я надеялся, что никогда не придется тебе рассказывать, — вздохнул он. — Ладно. Слушайте. — Он налил себе чаю, взял с полки пыльную бутылку (Коул всегда думал, что в ней растворитель), плеснул в кружку и отхлебнул.