— Здравствуй, хозяин леса, — я поклонился, и белка одобрительно кивнула. — Не серчай на меня за переполох, дело у меня срочное, промедления не терпящее.

Тот погудел и покряхтел, то ли осмысливая мой ответ, то ли преодолевая последствия своей предыдущей неудобной скрюченной позы.

— Так, вещай, не тяни, молодец, что за кручина у тебя, — заговорил леший, наконец, уже своим нормальным голосом.

— Невесту мою навсегда на чужбину увезти хотят те, кто власть над ней имеют, — мрачно ответил я.

— Так укради, — хитро глянув, посоветовал тот.

— Права не имею, — покачал я головой. — По закону надо, а то беду на всю землю нашу навлеку. К бабке ее, княгине Яросельской, желаю попасть, чтобы уговорить строптивую внучку признать. Вот только времени у меня мало обычной дорогой добираться, не успею. Прошу тебя, лесной хозяин, проведи тропою своею до княгини!

— Прав ты, строптива, колдунья, ох строптива, — покачал головой леший, отчего белке пришлось ухватиться лапой за то ли толстый волос, то ли за ветвь на голове своего хозяина. — Тяжело тебе придется, но вижу, что другого пути для тебя нет. Обещание свое выполню, только до самого терема северной колдуньи довести не смогу, не пущает, — посетовал лесной хозяин. — Но проводники там у тебя найдутся, — уверенно добавил он и встал, кряхтя, на свои мощные и крепкие, словно дубовые стволы ноги, и вытягивая вперед похожие на ветви руки, на которые тут же перепрыгнула с плеча лешего белка, усевшись едва ли не на самом краешке правой. Ветвистые его конечности вдруг пришли в движение, извиваясь и сгибаясь таким образом, какой человеческим рукам недоступен, вместе с белкой, которую тот сгонять не стал, и березы с осинами вдруг передо мной расступились, открывая проход, в темнеющем конце которого можно было различить густые ели и вековые сосны.

— Спасибо тебе, лесной хозяин! — обрадовался я. — Как отблагодарить мне тебя за доброту твою?

— Это моя плата, — покачал головой леший, — за баловство моих дочек. Эх, без матери растут, без пригляда.

Шаловливая белка снова запрыгала у него с руки на руку, и вдруг оказалась на моем плече. Я инстинктивно поднял к ней руку — не знаю, то ли согнать хотел, то ли погладить — как в раскрытую ладонь упал тот самый гриб, что белка держала в лапах. Я его поймал и хотел, было, вернуть пропажу, но белка уже ускакала прочь, мигом спрятавшись в мохнатой бороде своего хозяина.

— Спасибо тебе за подарок! — поклонился я и, не зная, что дальше делать с подношением, просто положил его в карман. — А что приключилось с супружницей твоей? — ляпнул я, не подумав, обращаясь к лешему. Но тот не стал корить меня за бестактность.

— Пропала она у колдуна черного, — шумно, так что зашелестели ветви соседних деревьев, вздохнул он.

— Как пропала?!

— Вздумала порядок навести в лесах горных. Она у меня, ох как порядок любит, — под кустистыми бровями заблестели пуговки глаз, словно на них упали капли росы. — Дак и пленил ее злодей черный, хотел служить себе заставить. Но извернулась моя красавица, в осинушку обратилась, затерялась среди сестриц. Вот только колдовство его за пределы царства мою горлицу не выпускает. Так и живем уже осьмой год, через границу магическую только изредка перекликаемся.

— Но…. — не находил слов я. — Но почему мы об этом не знаем?! Ведь восемь лет как прошло!

— Так не принято у нас людей тревожить, — ровно, словно говорил о погоде, ответил лесной хозяин.

— Но восемь лет?! — по-прежнему не понимал я.

— Негоже, чтобы люди из-за лесного народа друг на друга насмерть шли, — покачал головой мой собеседник.

«Феню хотел похитить, а лешицу так и вовсе украл! Что же замышляет этот старый проходимец?!» — не мог не возмутиться я, попутно жалея, что из-за какой-то давней истории, родовые духи не общаются с лесными. Что они не поделили, я не знал, а причин выпытывать это у Фени у меня до сих пор не было.

— Спасу свою невесту и обязательно найду, как помочь твоей хозяйке домой вернуться! — пообещал я. — И в людских делах куролесить начал хан, слово свое после войны данное призрев. Найдем мы на него управу!

С этими словами, провожаемый лешим и его белкой, я ступил на тайную лесную тропу. Казалось бы, что проще, чем сделать три шага от березы до сосны, но меня вдруг закрутило, завертело и выбросило на покрытый еловыми и сосновыми иголками мох. Вернее, на мох ступили мои ноги, но остальное, из-за того, что я не удержал равновесия, упало на что-то мягкое и недовольно пискнувшее. Я немедленно поднялся, а выскочивший из-под меня заяц, продолжая по-своему ругаться, сделал два прыжка и остановился, настороженно меня поглядывая.

— Прошу прощения за мою неловкость, — чувствуя себя донельзя глупо, оправдываясь перед зайцем, выдал я. Но тот, действительно, вел себя странно, не убегал, а приглядывался, словно был разумен. Казалось, обыкновенный серый заяц, с обычными такими длинными ушами вдруг, то ли случайно, то ли в ответ на мои слова, кивнул, отчего у меня по спине поползли мурашки. По всему походило, что придуманные мною в момент погони за занозой зайцы-оборотни, на самом деле, существовали. Что еще скрывалось в этом неприветливо темном лесу? Тем не менее, отставив любопытство в сторону, я вернулся к насущному вопросу.

— Дело у меня есть важное к твоей хозяйке, княгине Яросельской, — объявил я зайцу. — Проводишь?

Тот склонил голову на бок, снова всматриваясь в меня, а затем навострил уши и сделал два скачка в сторону заваленной буреломом лесной чащи. Я на миг решил, что ошибся со своими выводами насчет разумности зверя, как тот остановился и обернулся ко мне, будто ожидая, что я за ним последую. И я последовал.

У меня в роду зайцев не было, поэтому под насмешливым взглядом ушастого приходилось перелезать поваленные деревья, а иногда и проползать под ними, затем продираться сквозь кусты и, прыгая с грацией откормленного хряка по кочкам, преодолевать неизвестно откуда взявшееся болото. К счастью, мой серый проводник меня терпеливо ждал, да и насмешка в его глазах вскоре исчезла.