— Жениться на ней хочу! — прямо ответил я.

— Что за глупости? — по-настоящему удивилась Яросельская, снова посмотрев на меня. — А люди говорят, что ты на волисской принцессе жениться удумал!

— Врут люди! Поедемте со мной! Заберите Катрину, признайте своей внучкой! Надо успеть, пока они не пересекли границу, так как Френзис мне ее никогда не отдаст!

Княгиня молчала. Бросив свое рукоделие, она отошла к окну, пытаясь что-то высмотреть среди вековых сосен, подобно надежной стене окружающих ее терем.

— Зачем она мне?! — наконец, горько проговорила княгиня. — Пустышка! Седьмая она, седьмая! Я ведь следила за дочкой! Ох, Заряна, девочка моя! — она взмахнула рукой и оперлась ею о прозрачное стекло окна. — Заряна троих мертвых родила, а еще троих даже выносить не смогла. Погубил ее этот волиссец, погубил. Какой с седьмой прок!

— Хоть седьмая, хоть восьмая, мне не важно! Я люблю ее!

— Любишь?! Ты не о любви должен думать, а о благе государственном! Ни к чему тебе она, ни к чему! Женитесь, на ком попало, всю силу колдовскую растеряли!

— Да, не….

— Не растеряли, хочешь сказать?! — Яросельская обернулась ко мне. Потерявшие всю синеву, ее темные, точь-в-точь как у занозы глаза, уже вспыхивали огненными всполохами. — А ну, наколдуй мне яблочко молодильное! Не можешь!

— У нас охранная магия! — возмутился я.

— Охранная! — еще пуще начала гневаться северная княгиня. — Колдовали-то раньше, и как! Прадед твой чуть ли не каждый месяц артефакт диковинный зачаровывал, а дед твой?! Думаешь, он одним словом пустым хана тририхтского запечатал, что тот не суется к нам более?!

— Так суется уже, — возразил я.

— Потому и суется, что силы в вас больше нет! Что дед, что отец твой. Взяли моду, жениться на ком попало! Одной красой государство от супостата не удержишь! — она помолчала и вдруг спросила: — Красива — то девка?

— Красива, — вздохнул я. — Всех на свете краше….

— Вздор! — мои слова Яросельскую почему-то снова разозлили. — Полно красивых девок! И даровитых! Ты лучше к Купаве из Забегойских приглядись. И красива, и статна, и нравом кротка, и волну пускать умеет. А то и Ладоня у Ронежских подходит, скоро в самый сок войдет. Возьмешь замуж, можь и сын твой с ветром дружить станет. А про внучку мою забудь! Не для тебя она, без дара-то!

— Да есть у нее дар, есть!

— И какой же? — холодно поинтересовалась княгиня.

— Опасность чует, с духом нашим разговаривает, Феня ее признал, — начал в спешке перечислять я.

Княгиня в изумлении уставилась мне в глаза, а потом и вовсе, не делая ни шагу, оказалась в двух аршинах от меня.

— Признал?! — глаза ее загорелись огнем, что я едва удержался оттого, чтобы попятиться. — Признал?! Так что же этот старый хрыч, который ко мне каждый день шастает, об этом молчал?! Чай пьет, пряники жует, а слова толкового вымолвить не может!

— Так не знал он про дар. Я и сам только недавно понял, — попытался я оправдать Гарольского, да и себя. Кто же знал, что для княгини это так важно?!

— Вот потому и бестолковы вы, что магию сразу не чуете! — отрезала княгиня, меряя залу теперь уже шагами. — Да, что уж тут говорить, надо было все-таки самой проверить, — она снова остановилась напротив меня. — Где моя девочка?!

— Она моя невеста! — возмутился я. Вот ведь! Столько лет знать ее не хотела, а как про дар узнала, так сразу себе присвоить вздумала.

— Потом разберемся! Где она?!

Княгиня была права: сейчас главным было спасти занозу от высылки в Волиссию, а с остальным разберемся позже. Быстро как мог, я рассказал Яросельской про отъезд ее внучки вместе с еще одной фрейлиной, про эскорт из шести гвардейцев, о том, что вдогонку послал двоих крепких парней, которые должны будут отслеживать кортеж и слать мне вестники, про свое предположение, что те едут в Грейд, через который идет прямая дорога на Волиссию. Рассказывал я ей это уже выходя из терема — путь, который использовала сама княгиня, оказался гораздо короче того, каким вел меня кот — а на выходе нас уже ожидала дюжина крепких молодцев, сидящих верхом, к счастью, на лошадях, а не на волках. Каким образом Яросельской удалось так скоро организовать наш выезд, я спрашивать не стал — видимо, через своего родового духа — мне, впрочем, это было только на руку.

Княгиня тоже ехала верхом, я вскочил на поданного мне черногривого красавца, и последовал рядом с ней по широкой тропе через лес. Странно, но ни бурелома, ни зайцев с умными глазами в нем больше не было, лишь сосны, которые доставали, казалось, до самого неба, да щебет невидимых нам птиц.

— Послушай меня, мой мальчик, — начала вдруг княгиня спустя полчаса, как мы отъехали от терема. — Твой отец не прав, постарайся убедить его в этом, иначе сам сядешь на княжение в Земьском тереме быстрее, чем тебе хотелось бы.