Тририхтцы! Одна из тех наглых и трусливых банд, что время от времени скатывались с гор, в которых прятались, и нападали на пограничные деревни или недостаточно защищенные караваны. Но что они делали на границе между Волиссией и Стратиссом, так далеко от своих нечистых нор?! Я похолодел.

«Что, если банда не одна?! Ведь там впереди заноза!»

Бравый отряд Яросельской смел банду, напавшую на Ферта с Брандом, за несколько минут, но я уже не обращал на плененных головорезов внимания.

— Где?! — крикнул я Ферту, пуская коня в галоп, и не жалея ни себя, ни скакуна, отправился в указанном направлении. Волиссцы, видимо, уже пересекли границу — я на метки не обращал внимания — и полагали, что поэтому могут ехать не спеша. Но мне были уже неважны и границы, и дипломатические отношения, и торговые договоренности.

— Стоять! — гаркнул я, приближаясь. Шесть вооруженных мужчин развернулись ко мне, но и это меня не волновало. Перехватив руку с мечом первого, кто поднял его на меня, я, выхватив оружие, сбросил наглеца с коня на землю и парировал удар второго подоспевшего ко мне идиота. Впрочем, драться с ними я не собирался. Стоило гвардейцам Яросельской подоспеть, я оставил волиссцев им на расправу, а сам, спешившись, поспешил к остановившемуся экипажу. Горя нетерпением, я распахнул дверцу, чтобы уставиться в испуганные глаза какой-то белобрысой девицы. Занозы в карете не было.

Рина

Резко распахнулась дверца экипажа, и перед нами предстал какой-то незнакомец.

— Почему две?! — грозно вопросил он каркающим голосом с очевидным акцентом, прежде чем мы сами смогли его разглядеть.

Подбитый мехом короткий камзол — и это летом, в жару! — кожаные штаны, забранные в хвост белые до синевы волосы и почти такие же светлые глаза. Тририхтец!

— Ее Светлость приказала, — пробасил старший из наших конвоиров. — В довесок.

Мы с Далией инстинктивно забились в угол кареты, но тририхтец на наше движение никак не отреагировал.

— Довесок не нужен. Которая наша? — спросил он, бросив быстрый взгляд на Далию, затем на меня.

— Тощая, — ответили снаружи, и рука незнакомца немедленно потянулась ко мне.

— Нет! — ответила я, заламывая наглую конечность, отчего тририхтец взвыл от боли. Праздновать победу, однако, оказалось рано. Чтобы скрутить руку первого тририхтца мне пришлось встать с сидения и развернуться к нему лицом, поэтому, когда второй открыл противоположную дверь, я оказалась к тому спиной. Ни обернуться, ни толком испугаться я не успела, так как прежде почувствовала, как чужая ладонь крепко ухватила мою шею, потом ощутила давление чужого большого пальца, а затем наступила темнота.

Сколько я пробыла в бессознательном состоянии, не знала, но очнулась снова в темноте. Уже наступила ночь?! В попытке понять, где я, задергалась, но движения что-то стесняло, будто я находилась в каком-то коконе. К тому же что-то заставляло меня постоянно подскакивать, отчего я больно ударялась и животом, и коленками о нечто очень твердое. Неудобство положения, боль, да и, что говорить, страх не давали спокойно обдумать создавшуюся ситуацию, и я лишь пыталась дрыгать ногами, которые оказались относительно свободны по сравнению с другими чем-то скованными частями тела.

Постепенно в парализованное страхом сознание стали проникать звуки окружающего мира, и я внезапно осознала, что слышу лошадиное ржание, стук копыт прямо под собой, а где-то издалека доносилась еще и людская речь, правда, слов было не разобрать. Также скоро стало понятно, что я лежу поперек лошади, привязанная к седлу и полностью завернутая в какую-то тряпку, наподобие той, которой обматывают тюки. Дрыгаться я сразу перестала, так как выпутаться из тряпки это бы мне не помогло, а вот упасть под копыта несущейся во весь опор лошади мне совсем не хотелось. А скачка рано или поздно должна была прекратиться, и тогда можно было попробовать вырваться и сбежать.

Ответ на вопрос, кто меня похитил, я уже знала: тририхтцы! Вот только….

«Зачем я тририхтцам?! Что с Далией?! Где злыдень?!»

Если последний вопрос вызывал во мне бурю негодования и обиды — меня похитили, а он и в ус не дует! — то первый самый настоящий страх. Я не могла не вспомнить, что по приказу тририхтского хана когда-то пытались похитить мою маму. Неужели, я должна была пойти по тем же стопам?

«Вот только, кто меня спасет?!»

Пока никто не спешил, и мне оставалось только глотать слезы и кусать губы от страха и злости. Вслушиваться в то ли разговоры, то ли перекрикивания моих похитителей я не пыталась, так как тририхтского языка не понимала, однако сразу уловила момент, когда эти крики стали громче и злее. Вместе с этим мы, казалось, поскакали еще быстрее, отчего меня еще более нещадно било об лошадиную спину, но я уже не думала о том, где и сколько синяков у меня из-за этого появится.

Мои похитители были взволнованы, убегали, а это означало только одно — нас догоняли.

«Быстрее!» — молила я злыдня, так как почему-то была уверена, что это он.

Внезапно мою лошадь резко остановили, отчего я больно ударилась боком обо что-то твердое — кажется, какую-то часть седла — и меня рывком — словно я, действительно, была каким-то тюком с тряпками — стащили вниз, небрежно бросив наземь. Я затрепыхалась, но меня тут же придавили чем-то тяжелым — наверное, наступили сапогом — вызвав волну неистового возмущения: