– Так точно, - упавшим голосом сказал Ботан.
– А Вас, Лев Кириллович, ждет та же участь?

– Ну, нет, - усмехнулся граф.
– Мои танцы Марина Осиповна загодя расписала.

Пора сказать, что Миша недавно и впрямь освоил танцы 18 века, - поскольку "Параллельный мир" стал очень популярен и потому во всех городах появились клубы любителей старинных танцев. Предполагая, что рано или поздно он попадет на балы той эпохи, Ботан приложил немалые усилия в танцевальном искусстве - и преуспел. Во всяком случае, его преподавательница, Лиля Метлицкая, предпочитала показывать новичкам стандартные фигуры в паре с Мишей Галаниным.

Следуя инструкции, Ботан приблизился фланирующей походкой к хозяйке бала, отвесил ей изящный "менуэтный" поклон и спросил:

– Ваша светлость, позвольте мне постоять рядом с Вами?

– Ну, постой, постой, - снисходительно молвила Марина Осиповна.
– Авось что и выстоишь....

В это время оркестр заиграл явный менуэт, но опять-таки далеко не старинный, а более живой и прихотливый. Через мгновенье Миша опознал "The Clock Ticks On", под который не раз танцевал с Лилей Метлицкой, повернулся к гранд-даме и, дивясь своей отваге, сказал:

– Прошу Вас, леди, оказать мне честь и пройтись рядом в менуэте.

– А ты смелый юноша, Майкл Галан. Я на балах уже редко танцую, но с тобой рискну вспомнить былое....

После чего положила руку на его подставленное запястье, вышла в центр зала и стала двигаться привычно и даже со своеобразной грацией.

Меж тем к звукам скрипок, флейт, а исподволь трещоток (!) присоединился вдруг звучный женский голос. Он был, конечно, и в оригинале менуэта, но здесь звучали вовсе не английские, а русские слова, усиленные рупором (!):

– Звуки колокольцев по ветру разносятся

Песню порождая в глубине души

Радуга цветная в небеса возносится

Ах, как зори майские чудно хороши!

Песня та прекрасная о далеких странах

Про другое время и других людей

Ветер может мне помочь, он моя охрана

Душу подбодрить и сделать веселей.

Листья то краснеют в тон ночам холодным

Или зеленеют, лишь придет тепло

Времена меняются, то закон природы

А часы все тикают нам назло, назло.

Ныне ветер стих, курантов нет напева

Жизнь в тени проходит, уютной, но пустой

В зеркале ж мне чудится молодая дева

С прежней очарованной душой.

И хоть стрелка времени целит в одну сторону

Мое сердце просит прежнего житья

И я верую ему как седому ворону

Что когда-нибудь вернусь

К вам, мои друзья.

– До чего же заунывным оказался это менуэт!
– не преминула выразиться гранд-дама.
– Хотя мою душу местами зацепил. Люди в годах всегда ведь хвалят прежнее житье-бытье, а вам, молодым, это, поди, как нож острый?

– Но, но, бьютифул леди, это не так!
– поспешил воскликнуть Миша.
– Ведь и мы через дфатцать лет пудем как вы....

– Эти двадцать лет, Мишенька, самые сладостные, уж поверь. А теперь нам остается наблюдать, как вы бездарно их тратите: то воюете с риском быть искалеченными, а то с мещанками бастардов плодите.... Или у вас в Англии с этим строго?

– Умные люди в Англии отдавать бастард фермерам и забывать о них. А самые умные любовь с простолюдием не иметь.

– Вот мерзавцы какие!
– фыркнула дама и замолчала, с подозрениям вглядываясь в Мишу.

– Ваш традиция мне больше по душа!
– воскликнул Ботан.
– Дети невинны!

– Ну, ладно тогда, - пробурчала дама, дочь пана Закревского и казачки Разумовской, и присущий ей оптимизм вновь засиял на лице.

Тем временем отвязный оркестр под управлением явного попаданца заиграл вальс цветов из "Щелкунчика".

– Вальс танцевать ты уже научился?
– живо спросила Марина Осиповна.

– Да, Ваша светлость.

– Тогда иди быстро вон к той даме, что сидит в пяти метрах, у колонны и пригласи. Ее зовут Екатерина Сергеевна Самойлова. Она здесь с мужем, но он был недавно ранен в ногу и потому не танцует. И не робей: светские дамы робких мужчин не любят, а во властных руках, бывает, тают!

– Благодарю, Вас, - сказал Миша и пошел к вызывающе красивой светской львице.

Дама, к которой он склонился с приглашением, была, пожалуй, лет двадцати пяти и относилась к подвиду темных блондинок. Она коротко взглянула в решительные глаза эффектного молодого человека (знакомого с самой Нарышкиной), поднялась со стула и устремилась с ним рука об руку в вереницу уже начавших танец пар. Его длань, затянутая в перчатку, сжала узкую женскую кисть, а вторая рука легла на талию, и Миша вмиг заволновался, ощутив ее пленительную нежность - ведь мода тех лет отменила (увы, временно) женские корсеты! Меж тем он плавно повлек свою добычу на себя, на себя, на себя, но поскольку ее и вращал, то получилось устойчивое центростремительно-центробежное равновесное движение вдоль бального зала, вместе со всеми. С высоты своего роста, да еще откинув голову, удивительно осмелевший Ботан мог смотреть на партнершу - он и смотрел, все более краснея. Ибо с ее глаз (которые упорно смотрели в сторону), щек и губ его взгляд все время соскальзывал в ложбинку меж восхитительных белых выпуклостей, а еще падал на высокую шею, которую ему уже хотелось целовать и даже кусать! Вся кровь во впечатлительном танцоре активно запульсировала (в том числе под влияньем намека "бывает, тают"), и он превратился в клубок страсти, который вместо того, чтобы забросить даму на плечо и бежать с ней в укромные комнаты второго этажа, почему-то все кружил, кружил и кружил с ней по залу.