— Это правда грустно… — Барон приуныл. — Надеюсь, твой ученик когда-нибудь попросит прощения. Я уверен, он жалеет.

Лицо чародея вновь окаменело.

— Спасибо за эти слова, милый друг, но Дан никогда ни о чём не жалеет. Все свои решения он принимает твёрдо, не сомневаясь. В этом его величайшая сила и слабость. Мы не сможем примириться. Реликвия не просто важна, с неё всё началось. Моя родина — эта реликвия. Она есть мать всех людей.

— Что же это такое? Мать всех людей? И при этом её можно подержать в руках? Ты серьёзно?

— Серьёзно. Это кисть, я потом покажу и расскажу, не сейчас. Воспоминания у меня… Довольно тяжёлые. Когда много живёшь — голова превращается в сундук с обрывками фраз и картинок, не всегда приятных. Однако, любую картину можно исправить, по крайней мере я всегда в это верил и этим жил. Не бывает дурных холстов.

— Так что же вы, Аль Баян, художник? — Удивился такому повороту события Эдвард. Он назвал бы старика кем угодно, но не художником.

— Нет, точнее, не совсем. — Поспешил пояснить чародей. — Я куратор Аурелионской академии художеств. У нас учатся лучшие творцы мира! Я, увы, уже не преподаю, но всё ещё занимаюсь важными делами вне стен академии.

Эдвард остановился и присел на кучу опавших листьев, его угнетали какие-то мысли.

— Аль Баян… А мир… Он большой?

— Что? — Не понял вопроса чародей.

— У нас в Иннире исследователей не любят. Я прочёл сотни книг, но нигде нет ничего об остальном мире. Есть Иннир. Есть странная полоска мёртвой земли у наших границ, и есть стена из костей, а стерегут её жуткие твари. Что за стеной? Никто не знает. Церковники говорят, что там еретики, чёрные маги, но откуда им знать? Ничего они не знаю. Так вот, друг, ответь на первый вопрос — мир большой? — На время Эдвард забыл о заговорах, церкви и своём нелёгком положении, он был как ребёнок, который нашёл всезнающего господина, готового удовлетворить любое стремление к знаниям.

— Мир огромен, Эдвард. На моей родине растут прекрасные фрукты и лето круглый год, там нет войны и рабства. Есть страна, где вечный холод, а люди питаются снегом. Существует край, изобилующий всеми металлами вселенной, огромный потухший вулкан, в кратере которого обосновались воинственные жители. Мир прекрасен, множество цветущих островов, что парят в пустоте, соединённые нерушимыми мостами, а в самом центре — моя родина, прекрасный Аурелион. Скушай грибочек, передохни.

— Как же хорошо знать, что где-то жить лучше, хм, а он вкусный…

Эдвард закатил глаза и рухнул в листья без сознания. Грибочек оказался неверным. Аль Баян отшатнулся в ужасе, борода его задрожала вместе в руками и ногами. Он случайно отравил друга… постоянно забывал, что великим кураторам любой яд не страшен, а вот обычным людям…

Медлить было нельзя, чародей взял барона в охапку, благо тот был лёгок и тощ, и пошёл примерно по уже вызубренному в голове маршруту. Лучи заходящего солнца были единственными друзьями чародею в этот тяжёлый час, макушки деревьев клонились к земле, под тяжестью воды на широких листьях. Они образовывали живописную арку, которую чародею хотелось изобразить во всей красе, даже немного приукрасить действительность, но медлить было нельзя.

***

Аль Баян двигался ярким пятном в беспросветной ночи. Лес давно кончился, как и первый холм, барон становился всё тяжелее, а его дыхание — всё тише.

«Он сказал один день, один день… Нужно найти его дом, а потом врача. Почему я никогда не заботился о медицинской магии! Эгоист… Самому то яды и болезни нипочём»!

Внезапно умиротворяющую тишину полночных пейзажей разрушил стук сотен копыт, чародей повернулся на шум, полумрак дороги озарило слабое беловатое свечение, из-за линии горизонта стройными рядами выезжали всадники с разбитыми гербами, без лиц и знамён с пустотою и голодом в глазах.

Аль Баян остановился, он не боялся призраков, желай они ему зла, не пришли бы столь открыто. В своих догадках он оказался прав, в один момент рыцари приструнили призрачных коней и только один продолжил путь. Стройные и лёгкие ноги скакуна несли наездника прямо к чародею, в паре метров от цели он приостановил зверя и снял шлем, скрывавший длинные бледно-серые волосы. В лунном сиянии силуэт воина становился немного размытым и нечётким. Лишь герб оставался неизменен — чёрная рысь украшала разбитый, негодный для сражения щит рыцаря. Юноша спрыгнул с коня и поднял руку в приветственном жесте. Аль Баян знал этого человека, он помнил его живым.

— Приветствую тебя, о человек далёкой страны! — Рыцарь дважды ударил кулаком по панцирю, приветствуя чародея.

Губы колдуна тронула лёгкая, печальная улыбка, он был рад встрече, но обстоятельства его удручали.

— Я тоже тебя приветствую Раймон, воин веры. Помнишь мои прощальные слова?

— «Под этой стеной ты встретишь свою смерть» — прекрасно помню. Я был глуп, считал себя непобедимым и получил по заслугам. — Раймон старался говорить спокойно, но дрожащий голос его выдавал. Сложно признавать ошибки.