Шрифт:
Автомобиль останавливается у самого подъезда.
— Я не называла вам адреса, — констатирую я очевидное и непонятно почему беспокоюсь. — До нового года час остался. Вы успеете?
— Куда? — мягко спрашивает он, глядя на мою шею и мой подбородок.
— Туда, где встречаете новый год, — тороплюсь я, представляя, как злится папа. Отключенный телефон лежит в сумочке. Думаю, пара десятков пропущенных.
— Нет, — отвечает Холодильник, сместив взгляд на мои губы и нос.
— Что нет? — не понимаю я, дергая дверь.
— Нет. Я не тороплюсь туда, — насмешливо отвечает на мой вопрос Александр Юрьевич и выходит из машины, чтобы помочь мне вылезти.
Сильный порыв ветра отбрасывает полы моего незастегнутого пальто в стороны. Снег тут же забирается под платье, набивается в ботильоны, холодной мукой засыпает волосы.
Холодильник быстро запахивает мое пальто и ловко застегивает на нем пуговицы. Потом поднимает мой воротник, пытаясь закрыть от снега мое лицо.
— Вы в одном пиджаке! — стучу я зубами, подрагивая от холода.
Холодильник молча берет мою сумочку, находит в ней ключи от подъездной двери и запихивает меня в подъезд, оставшись на улице.
Пробегаю первый пролет — ох! как тепло!
Пробегаю второй — ай! промокла насквозь!
Пробегаю третий — уф! бежать еще четыре! Родители живут на седьмом этаже.
В районе шестого этажа останавливаюсь: а что, если ему некуда идти? Почему он не торопится? У него есть мама, невеста, друзья, наконец. А он за час до полуночи возится со мной.
За один пролет до родительской квартиры поворачиваю обратно. Мама с папой, конечно, напридумывают себе много лишнего… Но почему-то мне до слез становится жаль, что ему некуда идти…
С трудом открываю дверь подъезда. Сильный ветер давит в обратную сторону, словно мы с ним соревнуемся в перетягивании каната. Сдвигаю дверь сантиметров на десять-двадцать, не больше. И вдруг слышу голос Холодильника, который, видимо, стоит под козырьком подъезда и разговаривает по телефону.
— Да, я постараюсь не опоздать. Не волнуйся, котенок, я успею.
Котенок?! Тяну дверь на себя и держу ее за холодную железную ручку побелевшими от усилия пальцами. Это надо же! А я к шестому этажу чуть не плакала от жалости к одинокому Холодильнику. Вот сволочь! Продолжает свою игру, несмотря ни на что! Даже опозданием на новогодний праздник рискует!
Запыхавшись, влетаю в родительскую квартиру.
Мама осуждающее качает головой. Молитвенно складываю ладошки.
— А вот и Нина! — радостно кричит мама папе. — Как там Лена? Очень высокая температура?
Понятно! Моя добрая мама откровенно врала папе о том, где я, чтобы его не нервировать.
— Уже лучше! — кричу я в ответ, посылая маме благодарный воздушный поцелуй.
Главное, успеть добавить в список желаний еще одно. На данный момент — главное! Бегу в свою комнату, достаю из сумочки красный лист, который подарила каждому в агентстве Дарья Владиленовна. Специальный, для записи желаний и последующего сожжения.
К просьбе о вдохновении и новых идеях, о здоровье для родителей и семьи Карповых, о росте собственного благосостояния (а что? я заслужила повышение зарплаты!), к мечте о путешествии добавляется мощное желание победы в этой тотальной войне над наглым Холодильником. Даже если листочек будет плохо гореть, сжую так, не дожидаясь пепла.
Глава 11. Первое января
В детстве, когда меня спрашивали,
кем я хочу стать, я неизменно отвечала: матросом!
Первые несколько лет взрослые умилялись моей наивности,
потом стали осторожно объяснять,
что девочек в матросы не берут,
поэтому лучше бы придумать что-нибудь другое, -
ну и пожалуйста, я перестала говорить,
что хочу стать матросом,
но это вовсе не означает,
что я перестала хотеть…
Макс Фрай "Библиотекарь"
— Нина! Нина! — тихий голос мамы заползает мягким шепотом в мой сладкий сон.
Мне снится Юрий Александрович, который с довольным выражением лица слушает мое очередное творческое предложение, улыбаясь и называя меня доченькой. Потом в кабинете старого хозяина появляется новый. Он злой и хмурится, увидев меня.
— Прекрасно выглядите! — цедит Холодильник сквозь зубы и нагло ухмыляется, глядя на мои колени.
Я почему-то сижу в кресле перед старым хозяином в коктейльном черном коротеньком платье, едва прикрывающим мои бедра.
— Как всегда, полуголая, — констатирует Холодильник, доставая из-за пазухи серо-голубого котенка и неожиданно бросая его мне на колени. Котенок от страха пищит и цепляется тоненькими когтями за мои ажурные французские колготки, сползая вниз и оставляя за собой две безобразные дырки.