— Я в здравом уме и твердой памяти ответственно заявляю вам, что я взрослая девочка и абсолютно четко понимаю, от чего отказываюсь, — почти клянусь я, прижав руки к своей груди.

— Позвольте вам не поверить в очередной раз, — не соглашается со мной Хозяин.

Да что ж это такое! Ему точно не помешает обряд экзорцизма. И опять я говорю последние слова вслух.

— Я сам предлагал вылечить меня от одержимости вами, — напоминает по-прежнему хрипло говорящий Холодильник.

— Вы знает как? — не верю я и на всякий случай делаю еще один шаг назад.

В три быстрых шага Холодильник стремительно сокращает расстояние между нами и, схватив мои руки, прижимает их раскрытыми ладонями к своей груди. Даже через ткань белой рубашки я ощущаю его горячую кожу.

— Чтобы изгнать из тела несчастного нечто потустороннее, надо прикоснуться к нему и произнести нужные слова, — губы Холодильника почти касаются моих губ.

— Прикоснуться к нему? — переспрашиваю я, тоже получается как-то хрипло.

— К телу, — поясняет Холодильник. — Я точно знаю, что надо прикоснуться к телу. Кожа к коже.

Пока я хватаю ртом воздух от такой неприкрытой наглости, Холодильник вдруг одним движением дергает за ворот свою рубашку. Пуговицы разлетаются в стороны, обнажая крепкую мужскую грудь. Он берет мои ладони и кладет их на свою горячую кожу.

Парализованная и оглохшая, смотрю на свои слегка дрожащие руки, которые чувствуют, как бьется его большое и сильное сердце. Зачем я спустилась? Мне не справиться с таким мощным напором целеустремленного мужчины, который поставил себе цель добиться меня во что бы то ни стало. И он готов поступиться многим, чтобы достигнуть поставленной цели. Я не готова поступиться ничем.

— Я не знаю нужных слов, — нервно сглатываю я, пытаясь оторвать ладони от его груди. Это бесполезно. Кожа ладоней горит, словно их прижимают к обогревателю.

Холодильник спешно переименовывается мною в Обогреватель.

— Давайте вместе придумаем, — большие ладони Обогревателя не могут успокоить дрожь в моих руках. — Это должны быть очень действенные слова.

— Вы безумец! — шепчу я.

— Помочь? — предлагает перегревшийся Обогреватель. — Психопат. Рехнувшийся. Ненормальный. Маньяк. Помешанный. Умалишенный. Душевнобольной.

— Вы меня пугаете, — честно говорю я. — Очень. Но я не изменю решение.

— И что же вы решили? — Обогреватель берет мои руки и прижимает ладонями к своим щекам. Со стороны, уверена, кажется, что влюбленная женщина обнимает любимого мужчину.

— Я не буду вашей любовницей. Я не полечу в Париж. Я не уволюсь. Я не дам вам закрыть или продать агентство, — произношу я, как мантру.

— А так? — мягко спрашивает он, опустив мои руки вдоль тела, крепко обняв и накрывая мои губы своими губами.

Поцелуй похож на обещание чего-то большего. Меня начинает бить крупная дрожь, мне жарко, словно я заболела лихорадкой.

— Вы дрожите, как новорожденный котенок, — горячечно шепчет Обогреватель, захватывая губами мою нижнюю губу.

Последнее слово бьет меня разрядом тока высокого напряжения. Котенок! Я сжимаю зубы, захватывая в плен его нижнюю губу.

Обогреватель вскрикивает о боли и с силой отрывает меня от себя.

— Господи! Больно!

— Вы мне противны! Вы сами! Ваши мерзкие поцелуи! Вы непорядочный человек. Порядочность не купить на ваши миллионы и не получить в подарок от судьбы. Меня трясет от отвращения к вам! — кричу я, отскочив от разгневанного и ничего не понимающего Обогревателя.

На моих глазах за несколько секунд Обогреватель снова превращается в Холодильника. Холодный, мрачный, злой. Я вижу небольшую ранку на его нижней губе и выступившую капельку крови, которую Александр Юрьевич медленно вытирает тыльной стороной ладони, размазав кровь по подбородку.

— Прошу прощения. Ошибочно принял отвращение за другой глубокое чувство, — презрительно говорит Холодильник.

Я отворачиваюсь от него и с достоинством и прямой спиной ухожу на лестницу.

Утро воскресенья начинается с назойливого телефонного звонка.

— Нина! Доброе утро! — спокойный вежливый голос Павлы Борисовны воспринимается мною как наказание за грехи. Боже мой! Только девять утра! Сегодня же воскресенье!

— Утро не может быть добрым, — охрипшим голосом говорю я. У меня по-настоящему болит горло.

Павла Борисовна смеется и продолжает:

— Нина! Александр Юрьевич просит вас в одиннадцать часов быть в агентстве. У вас заказ. Он говорит, что заказчик просит именно вас.

— Он разве не в Париж сейчас летит? — удивляюсь я.