Всегда, в любых меняющихся условиях надо оставить хоть что-то, к чему ты привык, что ты любишь делать... Как бы твоя жизнь ни менялась, и как бы ни менялся ты сам. Поэтому пусть будет что-то, что всегда останется с тобой. Допустим, это привычка, даже, казалось бы, глупая... Или особенность в еде... Пусть этим станет что-то в одежде. Выбери сам, что тебе ближе. Это отличит тебя от других и даст ощущение стабильности, когда мир вертится и переворачивается вокруг и земля уходит из-под ног.

Найди то, что ты можешь делать каждый день везде: на войне, в походе, в тюрьме, — где угодно. Что-то, что свяжет цепью день вчерашний и день завтрашний. Если теряешь все, если больше не знаешь, где ты, а где другой, кто ты и кому служишь, это позволит тебе не сойти с ума, как бы бессмысленно ни казалось то, что я сейчас говорю. Просто поверь...

Мне пришлось пройти через кое-что, через что мало кто проходит. Я выжил и сохранил рассудок, я думаю, только потому, что сберег некоторые привычки. И каждый день, когда я просыпался в новом месте, с новым именем, с новой женщиной — было нечто, что связывало меня вчерашнего со мной сегодняшним и свяжет Тариса Бена сегодняшнего с Тарисом Беном завтрашним. Что-то, что не даст потеряться, раствориться в толпе и хаосе, не даст потерять себя.

— И что же это? Что ты делал каждый день?

— Я? Тренировался.

— Что именно ты тренировал?

— Тело.

— Как просто, — Авир усмехнулся. — Мы всегда тренируемся, особенно в армии.

— Не говори так, — граф покачал головой. — Попробуй делать это, когда ты болен или почему-либо не можешь двигаться. Или не чувствуешь своего тела, лежишь и думаешь, не останешься ли ты навсегда недвижим...

 — И как ты действовал тогда?

— Я тренировался мысленно. Каждый день, если я могу, то делаю упражнения. А если не в состоянии — совершаю их в голове.

— Но это совершенно лишено смысла!

— Вовсе нет! Замечал ли ты, что стоит нам долго подумать о чем-то, как наше тело меняется? Посмотри на тех, кто печет хлеб изо дня в день: пекари, что месят мягкие булки, отличаются округлостью форм и плавностью движений. Мясники же, орудующие топором, всегда резки и угловаты. Женщины, ткущие ткани, отличаются от рыбачек. Сапожники не такие, как солдаты. Наша жизнь, обыденная деятельность, привычные мысли накладывают отпечаток на наши тела. А если мы начинаем двигаться, этот отпечаток стирается. Это как разгладить складки... на душе. Если будешь думать горькие думы, твой лоб избороздится еще в ранней молодости — а если постоянно смеешься, у тебя прорежутся морщины в углах глаз. Чтобы ни того, ни этого не случилось, надо меняться. Если тебе горько, старайся хоть иногда улыбаться. Если ты постоянно смеешься, задумывайся о чем-то серьезном... Понял?

— Понял... Да только что это меняет?

— Это придает смысл. Когда он отсутствует, ты чувствуешь себя так, как ты мне только что описал: пыль на дороге, несомая ветром неизвестно куда. Все вокруг перекувыркнется, но если есть смысл, то твой мир останется стабильным — он словно встанет на место, пусть иногда даже вверх тормашками... Каждый может выбрать что-то свое. Я выбрал работу с телом. Даже не знаю, почему... Я с детства любил двигаться. И для меня всегда самым тяжелым была неподвижность. Когда я двигаюсь, я ощущаю себя живым.

— Покажи мне, — Авир поднял голову, в его глазах зажегся интерес, — что ты делаешь изо дня в день?

— Каждый день я стараюсь максимально нагрузить какую-то часть тела.

— Сегодня это что?

— Сегодня это руки. Я стреляю из лука.

— Мы все стреляем, — солдат повел плечами.

Тарис засмеялся:

— Знаешь, как стреляешь ты? Изо дня в день ты берешь один и тот же лук, одни и те же стрелы, одни и те же мишени. Твои мышцы и ум привыкают, и это перестает быть тренировкой, превращается в рутину и вызывает только усталость. Надо постоянно что-то менять, изобретать новое, импровизировать. Всегда натягиваешь тетиву одной рукой, а сегодня сделай это другой. Держишь лук в правой ладони — возьми его в левую. Выбери более тяжелый лук, чем обычно, натяни новую тетиву, возьми непривычные тебе стрелы. И каждый раз меняй что-то...

— И что ты меняешь сегодня?

— Сегодня у меня оружие Севера, — граф поднялся и из своих вещей в углу комнаты достал спрятанный в чехол лук очень необычной формы.

— Где ты его взял?

— У рыцарей Арута. Он более изогнут, чем наш. По форме напоминает грудь женщины, — Бен провел рукой по блестящей поверхности дерева. — Обрати внимание, как натянута тетива: по-другому, чем на наших. Стрелы Севера другие. Кажется, что это очень тугой и тяжелый лук, но посмотри, как далеко летит стрела. Ты его не натянешь так быстро, как валлаские, но зато по точности и дальности он не имеет себе равных. Если мы начинаем совершенствовать то, что умеем, что делаем постоянно, тогда по-настоящему становимся мастерами.

Когда-то я был недвижим, много лун... И однажды ночью я лежал без сна и вдруг понял, что скоро умру. Следующим же утром я заставил себя подняться и начал двигаться. И чем больше работал, тем лучше мне становилось. Ты знаешь, что я делал тогда? Крутил мельничное колесо, как старый больной осел... Я почти не мог есть, не мог жевать, любое движение причиняло мне боль.

И вот ко мне пришла жена мельника и сказала: «Ешь!» Ты не поверишь, она поила меня своим молоком! У нее умер ребенок. Молока было — хоть залейся. Мельник тоже умер. Только она и я и остались на этой всеми забытой старой мельнице... и козы, которых она держала. Я первые месяцы после моих ран вообще ничего не мог держать во рту, только пить. Так что, можно сказать, меня выходили женщины и козы...