— Благодарю, мой ангел! Ты мой зонтик! Ты меня оберегаешь, заслоняешь от всего, — и он целовал мне руку.

— Как трогательно! Как в кино! Стареющий бонвиван и его стареющая сиделка! — раздался звонкий женский голос.

Мы с Тариком встрепенулись. В гостиную его дома вошла молодая стройная женщина лет двадцати пяти, ослепительная блондинка, и прислонилась к косяку.

— Дорогая! Ты уже вернулась? — просипел Тарик.

— А ты надеялся, что я больше не приеду? Размечтался! Кто эта курица? — указала она на меня.

Я возмутилась. У молодёжи начисто отсутствуют воспитание и манеры!

— Полегче, милочка, а то и крылом по клюву схлопотать можно, — посоветовала я девице.

— Что?! Нет, ну какая наглость! Припёрлась в дом женатого мужика, так ещё и законную жену оскорбляет! Тарик! Немедленно убери её отсюда!

— Э-э, дорогая! — закашлялся Тарик.

Я изумлённо перевела взгляд с Тарика на девушку. Я, конечно, знала о существовании третьей жены, но как-то не представляла её такой! Скорее я думала, что она окажется тучной и грузной, как его первая жена, почти его ровесница, такая же южная и тёмная, как он сам, или уж как его вторая жёнушка, въедливая желчная рыжая тётка, упакованная в модные шмотки, года на два старше меня, а страшнее на две жизни, особенно по характеру, унаследованному явно от крокодилицы. Но вот эта сияющая красотой и юностью хамка — это уже за гранью.

— И ты утверждал, что с такой женой у тебя были проблемы с этим делом?! — повернулась я к Тарику, — ну и гад же ты! И как я могла повестись на такое!

— Дорогая! — взвыл Тарик.

— А это, кстати, чистая правда! А ты, стало быть, та самая специалистка по реанимации половых трупов? — отозвалась девица.

— Дорогая! — укоризненно окликнул жену Тарик.

— Полегче, девушка!

— Свалите, тётенька!

— Девочки! — заметался он между нами.

— Заткнись, Тарик! — рявкнули мы хором.

Я встала с дивана и вышла в центр гостиной. Девица отцепилась от дверей и тоже пошла мне навстречу.

–  Ну, правильно, сама из гроба восстала, старая карга, теперь других поднимаешь, — и она смерила меня презрительным взглядом.

— Боже, Тарик, из какого приюта ты усыновил эту сопливую пацанку?

— Что?! Да как ты смеешь?!

— Смею, что умею!

— Девочки!

— Знаю я, что ты умеешь! Невелика наука! Таких умелиц в каждой подворотне по десятку!

— Какие познания жизни улиц! А тебя списали за профнепригодность?

— Ах, ты ж сука!

Девица набросилась на меня, вцепившись в волосы, а Тарик вскочил и заметался между нами. Вдруг он застонал и грохнулся на пол. Мы с девицей замерли. Тарик тоже замер в неудобной позе. Мы переглянулись и расцепились.

— Довела, сука, — и девица дунула на свисающий на лицо локон, который я ей выдрала из идеальной укладки.

— Сама сука! У него сердце слабое и простуда! А ты орёшь! Тс-с!

Я прижалась к волосатой груди Тарика, которую недавно растёрла с водкой и укутала в плед.

— Дышит? — обеспокоенно спросила девица.

— Вроде дышит. Взяли?

— Взяли, — вяло согласилась она.

Мы подняли его с пола и перетащили на диван. Тарик не шевелился.

— Если с ним что-нибудь случится, — с угрозой начала блондинка.

— То виновата будешь только ты, — закончила я, — валокордин есть?

— Был где-то.

— Тащи!

Она бодро убежала за лекарством.

— Тарик, не переигрывай, а то я вызову скорую, и тебя шарахнут током, — шёпотом сказала я, — а могут и укол в попу влепить.

— О, мой ангел! — поднял башку Тарик, — только не ссорьтесь! Она, в общем-то, милая девочка, только ревнивая и невоспитанная. И красивая, правда?

— Я убью тебя сейчас! — замахнулась я на него.

— Вот, нашла! — принесла его жена капли и ложку, — только как поить будем, он же без сознания?

— Переверни его чуть набок. Вот так, — и я ловко сунула ложку в чуть раскрывшиеся губы старого притворщика.

Тот поморщился, но проглотил.

— Может, скорую? — недоверчиво предложила девчонка.

— Валяй. Его заберут и промурыжат обследованиями неделю. Ещё и денег сдерут, а ты будешь два раза в день мотаться к нему с труселями и контейнерами.

Девица замерла от ужаса, а потом начала лупить Тарика по физиономии, приводя в чувство. Чувства в нём живо проснулись, особенно чувство боли, и он перехватил её руку, слюнявя тощие пальцы, как недавно мои.

— Оленька! Дорогая! Ты вернулась?

— Вернулась, — передразнила Оленька, — ты чего придуриваешься?

— А я, кажется, простыл, — закатил глаза Тарик.