У меня по-прежнему темнело в глазах, но я пыталась держаться. Подобрала со стола суму и, держась за стены, потащилась следом за ними. Дверь в комнату уже была открыта: мужчины втащили безвольное тело внутрь и неловко свалили на кровать вниз лицом. Не приходя в сознание, Энги застонал.

— Приступай, — потряс меня за плеч Ирах, — что тебе нужно?

— Принесите котел… с водой… там, внизу… и холодной воды тоже… и вина, — пробормотала я и наконец осмелилась взглянуть на истерзанную спину Энги.

Зажмурилась.

И тут же почувствовала на лице ощутимый хлопок.

— Ну-ка, открой глаза! — гневно рявкнул на меня Ирах.

Я послушалась и преданно посмотрела на него.

— Приди в себя! Если ты ему не поможешь, кто поможет? Подумаешь, плетьми отхлестали! Ты и не такое видала, вспомни! Руки-ноги живым людям резала и без чувств не валилась!

Меня усадили на край кровати рядом с безжизненным телом Энги. Кто-то подставил стул, кто-то водрузил сверху исходящий паром котел, кто-то подсунул под руки суму. И я размяла непослушные пальцы, взяла подсунутую кем-то чистую тряпку из дорогого тонкого полотна.

Чтобы увидеть хоть что-нибудь в кровавом месиве, следовало обмыть кожу.

— Ничего непоправимого палач не натворил, — приговаривал рядом Ирах, глядя на то, как мои руки опускают в теплую воду кусочек мягкой ткани и очищают незатронутые ранами места на коже Энги, — жалостливый попался. Для виду бил будто бы люто, а на деле лишь кожу рвал. Да и то с умом: по одному месту дважды ни разу не попал. Видишь, даже до ребер не рассек? А мог бы и хребет перебить с одного удара. Милдред-то, дери Создатель его черную душу, крови страсть как хотел, вот и упивался вдоволь, захлебнуться бы ему. Зашивай его, дочка, и дело с концом. И оглянуться не успеешь, как раны затянутся, а там и свадьбу сыграете.

Я долго не могла вдеть нить в иглу, пока Ирах снова не рявкнул на меня:

— Да ты хуже Милдреда, дочка! Прекрати трястись и не тяни — что делать будешь, если он скоро очнется? Прикажешь его за руки держать, чтобы не дергался? А крики его больно тебе помогут?

Глубоко вздохнув, я успокоила руки и вдела нить. И правда, ничего страшного. Всего лишь зашить рваные раны вдоль и поперек. Я это умею. Всегда умела. Руки-ноги целы, а спина…

Голова вдруг сама собой просветлела, страх ушел, а пальцы привычно запорхали над рассеченной кожей, скрепляя края аккуратными стежками.

— Велите заварить вот эту траву, — утерев пот со лба, я указала на толстый пучок. — И отдельно вот эту. Как очнется, надо будет напоить его сразу.

Чьи-то руки — кажется, Миры — подхватили пучки и исчезли. Моя собственная спина уже совсем занемела, а работы еще был непочатый край. Энги застонал громче и попробовал шевельнуться, но Ирах удержал его за локоть. К моему ужасу, ресницы страдальца задрожали, и веки приоткрылись. Лицо тут же исказилось от боли, сквозь крепко стиснутые зубы вырвалось протяжное шипение.

— Тихо, парень, тихо, — Ирах положил ладонь ему на лоб, не отпуская локоть. — Потерпи чуток. Уже все позади, теперь самая малость осталась.

— Илва…

— Я здесь, — как можно спокойней произнесла я, — не шевелись, прошу тебя. Я должна закончить.

С другой стороны кровати присел Хакон и прижал свободное запястье Энги к постели широкой ладонью.

— Ну ты и дурень, Тур. Какой бес тебя дернул за шлюху заступаться?

Энги болезненно дернулся под моей иглой и жалобно застонал.

— Он… ее…

— Ничего бы он ей не сделал. Милдред поглумиться хотел, а ты сам, дурень, в петлю полез.

В кои-то веки я была с Хаконом всей душой согласна. Но мне было не до разговоров. Если позволю себе расплакаться, руки опять начнут трястись.

— Вы… никто…

— А ты хотел, чтобы нас всех кнутом отхлестали, так, что ли?

В голосе Хакона звучала показная злоба, но глаза выдавали другое: давний недруг внезапно стал другом. Я взглянула на него с благодарностью.

— Мне моя шкура пока что самому дорога, — отвлекая Энги от волн нахлынувшей боли, бормотал Хакон, в то время как его глаза напряженно следили за моими руками, — а уж от Мирки-то не убыло бы, заработала бы еще.

Тело Энги начала сотрясать мелкая дрожь.

— Держите крепче, — велела я, наклоняясь ниже над очередной рваной раной.

— А вот невесту ты себе выбрал — не дурак, — продолжал Хакон, бросив на меня беглый взгляд. — Правда, рука у нее тяжелая. Ласки не дождешься, а страданий — сколько угодно. Я-то уже на своей шкуре попробовал, теперь твоя очередь.

Энги дернулся и зарычал, но я строго шикнула на него:

— Лежи! Кулаками потом размахивать будешь.

И хоть сердилась я на Хакона, но его глупые речи, вызывая в Энги злость, отвлекали того от жестокой боли.