— То есть ходить хоть обнаженной?

— И жить с другими женщинами.

— Я так же проголосовал — в точь.

— А ты что насчёт мужиков вписал?

— Мужикам жить друг с другом? Против.

— О, Санёк! Мы с тобой совпадаем по типажу!

— Знаешь, ничуть не жалею, что так проголосовал!

— И я ни капельки! Раз уж решили узнать мнение — и вот.

— Только тетушки под шестьдесят обламывают иногда на пляже.

— В этом я с тобой согласен, Саня. У всенародных решений есть минусы.

— Просто, когда своя, и висит до пупа, то не красиво. Даже классные имплы* (импланты) смотрятся уже неестественно. Хотя, ты знаешь, сейчас некоторые взрослые тетушки неплохо выглядят, медицина нынче творит чудеса!

— Вообще, точняк! Бывает прямо огонь! Бывает, шестой десяток, а выглядит, как девочка. Ну, нравится им ходить с голыми титюшками, ну пусть ходят. Я и своей так же говорю. Сиськи же у неё классные!

— Хорошие, согласен.

— Всё свое!

— Правда? А я думал…

— Нет, нет — у неё натуральные.

— Повезло!

— Не то слово. И она нормально, без стеснения, насчёт этого дела. У неё и мать, и сестра так на балконе загорают. В порядке вещей. Они ж не русские, по материнской линии, из Испании, у них так принято было. Нет, конечно, они голые по улицам не ходят, но на пляже, например, вполне. Просто такая основа, что женщина имеет такие же права, как и мужчина, в том числе и право ходить с непокрытым верхом. Я тоже так считаю, братуха.

— А у нас по-другому в полисе! Я имею в виду, по-другому загорают, — решил тоже поделиться историей Саня.

— А как у вас? — заинтересовался Нипель.

— У нас лёжа загорать можно хоть голыми, а вот ходить по пляжу только в купальнике, ну, или хотя бы в плавках. И бабам, и мужикам.

— Так тоже верно, — покивал Нипель, — а то, бывает, сидишь, и перед тобой идут, письками трясут. Неприятно же? А если пьёшь или ешь в это время, так вдвойне!

Саня понятливо покивал.

— Я как-то был у родственников Ийкиной матери, в Испании, там, где ещё тепло, с восточной части, — продолжил Нипель. — У них недалеко от дома пляж, так там выходишь в сторону моря и минут через пять просто не увидишь никого в одежде. Почти все голые, прикинь?

— Да, этим не удивишь теперь, Нипель! У нас некоторые тоже полуголые тусуются на пляжах.

— У вас! — фыркнул Нипель. — А у нас вообще больше половины. Даже на Агоре топлес вечеринки устраивают. Мы постоянно туда ходим, особенно в июле-августе, в пекло. Да и сами у себя устраиваем. Бассейн, тент натянем, пивко. Рай! Ага! Мы даже свой соляриум купили…

— А что это?

— Не знаешь, что ли? Такой аппарат — заходишь, глаза закрываешь, и тебя с ног до головы тоненькими брызгами — швах! Потом лампы включаются, и ты тут же высыхаешь. На теле образуется такая тонкая плёнка…

— А-а-а! Я читал об этом! От рака кожи, груди…

— Да, это эта штука. А чё? Он безвредный, да и по деньгам не так дорого, если брать сразу на банду. Вот мы на всех распилили, и вышло недорого, и за девок не беспокоимся, и за себя тоже. Стопроцентная защита от лучей. Мы с Ийкой частые гости на таких движухах, потому что они у Ийки дома и происходят. Да и на другие тоже приглашают — а чё, всё ведь через меня идёт!

И тут Нипель вздрогнул, как от испуга, а Саша уточнил.

— Что идёт?

— А-аюшки?

— Что идёт?

— Что идёт?

— Ты сказал, что что-то через тебя идет…

— Не, — ответил Нипель, — Ничего не идёт.

— Но ты сам сказал, что через тебя… — Александр присмотрелся к Нипелю и продолжил. — Впрочем, ладно, вопрос снят, я понимаю. А из-за чего тебя администратор-то разбудил, ты так и не дорассказал?

— Администратор?

— Ну, ты рассказывал, что пришел из клуба. Ия спала. Потом ты уснул, а тебя разбудил администратор, что с ней…

— А, ну! Я и говорю! Я бегом бегу туда. Прибегаю, значит, на пляж. А там охрана сцепилась с турками. И моя рядом полуголая бегает, орёт. Я к ней. Короче, выясняется, что она утром загорала сначала у бассейна, набухалась, ушла домой спать, выспалась, я даже и не слышал, и пошла валяться уже на общий пляж. Идёт туда, ложится на шезлонг рядом с баром, чтобы недалеко ходить, а рядом загорают эти турки — молодые парни, им лет по восемнадцать, немного подвыпившие — и тут моя, в тонюсеньких трусиках и шляпке. У них, понятно, шишка набухла, они давай флиртовать, коктейльчик ей заказали, второй, третий — и Ийка поплыла. Очнулась, говорит, когда меня через дырку в заборе пропихивали — с пляжа уводят. Стала упираться, а они ни в какую, не отпускают. У них уже чайники-то свистят, попробуй остановиться. Она заорала. Охрана прибежала. Эти, пока её тянули, трусы с одной стороны у неё порвали, она их придерживает одной рукой, а второй турков бьет. Народ сбежался. Кипишь. Я её еле в номер увел.

Поревела. Выпила. Уснула. Ночью я стал в бар собираться, она зенки только продрала, но туда же — я, говорит, пойду с тобой. Ладно, пошли. Сделали по снежной дорожке, и повеселело. Потом она мне там, когда спустились, сама предложила выпить и поговорить. Сама, заметь! Мы заказали бутылку, хотя знали — снег если вместе с алкухой употреблять, то последствия могут быть разные. Решили рискнуть. Я только помню, как сели за стол, и больше ничего! Как корова языком слизала — ничегошеньки не помню вообще! А оказывается, я там накидался в дрова* (много выпил) и отжарил какую-то кобылку, прямо в сортире. И все это происходило при Ийке! Прикинь?!