Шрифт:
«О нет, – возмутилась Арина, – Я не стану смеяться над ним вместе с тобой!»
За нее успел ответить Лари:
– Я бы не взял к себе лгуна. А фантазии у него всегда хватало.
– Для ресторана? Знаю-знаю, это просто царство фантазии! На ваш взгляд.
– Ты никогда этого не понимал, – заговорил Кирилл. – Потому что как раз тебе-то ее и не доставало… Арина, можно тебя на минутку?
Не дожидаясь ее, он быстро вышел на веранду. Когда, неловко улыбаясь хозяевам, Арина присоединилась к нему, ей невольно подумалось: «Краше в гроб кладут…» Кирилл стоял у окна, боком привалившись к раме, и с тоской глядел в сторону черного леса. Оттуда не доносилось никаких звуков, а деревья уже были неразличимы, поэтому казалось, что за окном только густая от сырости мгла.
Притянув Арину, он прижался щекой к ее волосам и умоляюще прошептал:
– Давай уедем отсюда. Глупо я это все придумал… Лучше я отправлю тебя к морю.
– Отправишь меня? – она с недоумением отстранилась. – Что это значит – ты отправишь меня?
– Ну извини, – спохватился Кирилл. – Я не так выразился.
– Будь добр, выражаться так…
– Маленький…
Она вырвала руку:
– Не заискивай! Терпеть этого не могу!
– Ты хочешь остаться?
– Да. Хочу. Мне нужен свежий воздух.
– Конечно, – Кирилл прикрыл глаза, но, уходя в себя, он еще ни разу не обрел мужество. Ничего не вышло и на этот раз.
Откуда-то из темноты пришло так спокойно, будто и жило в нем, безо всякой примеси страха и отвращения: «Вот оно наказание. Свершилось раньше преступления. Я хотел, чтобы она сделала шаг в сторону. И она делает этот шаг. Но – от меня. И во мне нет даже намека на силу, способную ее удержать…»
– Что тебя так расстроило? – смягчилась Арина. – Ведь все было хорошо.
– Хорошо…
– Мило! Я разговариваю с собственным эхом?
– Я люблю тебя, – вдруг сказал он, и Арина сморщилась от досады. Момент признаний уже прошел, и Кирилл не мог этого не чувствовать.
Немного подождав, он снова заговорил:
– Я боюсь даже думать, что рано или поздно наступит день, когда ты не откроешь мне дверь.
Заранее зная, что эти слова больно кольнут его, Арина хладнокровно, заметила:
– Этого не случится. Я живу в квартире, купленной тобой.
– Я подарил ее тебе.
– И все же в этой квартире дверь для тебя всегда будет открыта.
У него жалобно дрогнул подбородок:
– Не слишком обнадеживающе звучит.
– А ты хочешь обнадежиться?
– Я поехал, – он вдруг заговорил деловито, словно очнулся от забытья. – Пятнадцать минут до города и там еще… Мне необходимо успеть. Завтра куча дел, надо выспаться. Спокойной ночи. Ты позвонишь? Впрочем, не надо. У Лари мобильный телефон, разговор обходится дорого. Наверное, это неудобно. Ну все… Еще раз спокойной ночи!
Не успела она очнуться, как Кирилл уже шел к машине – высокий, летящий, элегантный даже в пуловере и джинсах. «Любимый!» – впервые захотелось ей крикнуть вслед, но он бы решил, будто над ним опять смеются. Ей представилось, как ребенком он жадно вбирал чужой обман, и красивые печальные глазки наполнялись ужасом. А после ходил, внимательно глядя под ноги, чтобы не раздавить жука-могильщика и не умереть.
Припав к стеклу, она сумела разглядеть: сейчас Кирилл шел, вскинув голову.
Глава 9
Перед тем, как заехать в ресторан, я остановился у набережной, потому что от скорости все бушевавшее во мне только усиливалось. Вечерний ветер оказался так мягок и сух, словно и не было двух дождливых недель, от которых Арина впала в депрессию, а я замыслил… Даже про себя я все еще не решался отчетливо произнести это слово. Моя маленькая рысь легко справлялась с любыми, мне же всегда было страшно сказать правду о некоторых вещах даже самому себе.
Я прошел вдоль черной решетки к лестнице, ведущей к пляжу, но спускаться не стал. Металлические перила были совсем холодными, хотя и сухими. Я взялся было за них, но через ладони в тело тотчас пробрался озноб и пришлось спрятать руки в карманы джинсов. Только сейчас я вспомнил, что не успел переодеться, задержавшись у Лари дольше, чем предполагал. Впервые мне предстояло появиться в «Ермаке» не в костюме и без галстука. И это лишний раз доказывало: все пошло наперекосяк.
И вдруг я почувствовал такое же облегчение, какое испытал несколько лет назад, впервые протестировавшись на СПИД. Мой зловещий план провалился…
– Ничего не вышло, – сказал я вслух, чтобы окончательно в это поверить, и как последний городской сумасшедший громко засмеялся от радости.
Едва различимая река отозвалась ленивым всплеском. До моих радостей и несчастий ей не было никакого дела. Я подумал, что кроме мамы, никому в мире нет до меня дела, но даже эта невеселая мысль, влившись в меня, не расплескала того восторга, которым я переполнился. Ведь сегодня сама Судьба объявила меня своим любимцем. Я попытался превратиться в негодяя, а она уберегла меня.