Эльза оглядывает меня. Цепляется глазами за поручение в руках и кошелек с деньгами.

— В чем дело? Ты не нашла кузницу? Вероника, ты странно себя ведешь.

— Нашла, — я все еще не в себе, и отвечаю отреченным голосом.

— Франциск принял заказ? Посмотри на меня, Вероника. Не испытывай моего терпения.

«Франциск — какое красивое имя! Теперь это мое любимое имя. Только, что от меня хочет эта женщина? Почему она трясет меня?».

— Вероника! Немедленно возвращайся обратно, и выполни поручение! Ты сегодня наказана, и останешься без ужина. Еще раз провернешь нечто подобное, и мне ничего не останется, как просто выпороть тебя.

Слова про порку с горем пополам выводят меня из оцепенения. Опускаю голову и спешно проговариваю:

— Простите, сеньора. Сейчас все исправлю, — срываюсь с места и бегу куда-нибудь.

— Вероника, ты куда? — удивляется моему действию Эльза.

Я и сама понимаю, что делаю глупость. Но ничего не могу с собой поделать.

— Простите, — виновато улыбаюсь, и поворачиваю в сторону рынка.

Через несколько шагов, все же возвращаюсь домой, чтобы переодеть накидку. Меня колотит от холода. Прикладываю волосы, делаю глубокий вдох. Медленным спокойным шагом выхожу из дома.

«Так, нужно взять себя в руки, и выполнить поручение. Он просто кузнец, не владелец фирмы, не ученый, не писатель и не журналист. Разумеется, мы с ним не пара. Да и с чего ему меня замечать? Я для него ребенок. Пятнадцатилетняя малявка в обносках. Такие мужчины в служанок не влюбляются. А что, если влюбляются?».

При мысли о том, что он может в меня влюбиться, я опять плыву. К щекам возвращается огонь, а разум туманится. Спотыкаюсь, забыв переставить ноги.

«Нет, следует думать о чем-нибудь противном. Например, о порке. Или о ночных горшках. Фу! Вот, так лучше. Ночные горшки, ночные горшки, ночные горшки. Кошмар какой. Кажется, я пришла».

Передо мной виднеется заветная дверь. Здание небольшое, практически без окон. Зато дверь тяжелая, сразу видно, что мужик с руками делал.

«Или меня побьют, или я заговорю с ним. Выбирать не приходится».

Тяну на себя створку двери, и захожу внутрь. Стараюсь ни на кого не смотреть. Лучше пялиться на свои калоши и думать о ночных горшках. Делаю короткий вдох. Душно, но меня все равно холодным потом прошибает.

«Вдруг его тут нет? Надо все-таки поднять глаза, и осмотреться. Так, Вероника, не робей. Все будет хорошо. Раз, два, три».

По команде поднимаю глаза. Нахожу Франциска с высоко поднятыми руками, так что видны волосы подмышками. И даже эти самые волосы не способны вызвать брезгливость — красоту ничем не испортить. Кузнец опускает тяжелый молот на железку и раздается ни с чем не сравнимый звон. Искры летят в разные стороны. Тело мужчины набухает, краснеет и пачкается. Я вновь плыву от такого зрелища.

Заметив мое присутствие, кузнец прекращает работу. Франциск бросает свой молот, надевает передник с курткой. Это мне помогает.

— Ну что? — спрашивает он с ехидной, но такой очаровательной улыбочкой. — Расскажешь на этот раз за чем пришла?

— Да, — нахожу в себе силы ответить и протягиваю маленькую бумажку с заказом.

— Э, нет, красавица. Грамоте я не обучен. Придется тебе самой мне рассказать, что тут за каракули зашифрованы, — без тени смущения признается Аполлон.

«Он даже читать не умеет!» — проносится у меня в голове. Однако тот факт, что он назвал меня красавицей, перевешивает чашу весов на сторону Франциска.

«Горшки, горшки, ночные горшки».

Еще один вдох, и я начинаю зачитывать параметры перил — сколько и каких размеров нужно.

— За украшения отдельная плата, в зависимости от искусности работ, — как ученица пятого класса, завершаю свое чтение.

— Надеюсь оценивать будешь ты? — весело подмигивает мне кузнец. Знает, зараза, что нравится мне. Знает и смеется надо мной. Я еще больше расплываюсь от его лукавства.

— Нет, не я. Но я заберу подковы, — исходя из записки делаю вывод, что их должна принести я.

— Ты? — удивляется Франциск. — Ну бери.

Кузнец подходит к окну, около которого стынут изделия и принимается собирать узел. Начинаю сомневаться в своих способностях, но у меня опять теряется дар речи.

Кузнец подает мне поклажу и не скрывая любопытство смотрит, как я с ней справлюсь. Справляюсь, естественно, из рук вон плохо. Сразу же роняю, и не просто роняю, а себе на ногу. В первую секунду не понимаю в чем суть. Боль не дошла до мозга. Еще мгновение и вот оно.

«Больно, аяяяй, больно, очень больно. Я сейчас умру!»