****

Гермес-Афродита отложил помаду, брасматик и тени.

— Как тебе? — спросил он у Томаса.

— Отлично! — африканец отреагировал поднятым большим пальцем. — Ты очень красивая.

Бывший оперативник Синдиката благодарно кивнул, он очень старался стать неотразимой красоткой, что было трудно — он красился второй раз в жизни. Но, талантливый человек, видимо, действительно талантлив во всем — несмотря на имеющиеся дефекты.

По сути, Дита пыталась спрятать язвочки: на подбородке, и на виске — там, где когда-то ударилась.

Да, постепенно синдик привыкал к своему уродству — не физическому, нет — внешне он был красивой девушкой, если не учитывать прогрессирующее разложение. Но, наиболее явно он ощущала уродство внутри — выглядящее как неестественность существования мужчины в женском теле. И безумные галлюцинации. То чужое, что упорно проникало внутрь. Урод… да, он урод — просто монстр. Но, пока что он примирился со своей измененной судьбой. Скоро у него появится шанс, и речь не только о мести…

Тем более, что перипетий и забот хватало. В таких обстоятельствах соблазнительное женское тело, и вынужденный секс с выродком были совсем пустяковыми проблемами. К тому же — нельзя не признать — секс оказался значительно лучше, чем он ожидал. В отличие от вагинального расширителя, это не было насилием над самой собой, уничижением и признаком сломленности. Наоборот.

Это было удивительное ощущение чужого присутствия внутри себя. Не духовное — нет. Физическое. Осязаемый апофеоз возбуждения, внедренный в организм, и имеющий размер, вкус, запах. Пульсирующий и живой, заполняющий пустоты и дающий жизни смысл. Хотя, было какое-то ощущение мерзости и отвращения, как будто она поучаствовал в оргии содомитов — но, ему это понравилось. По животному, извращенно. Все-таки верно говорится в Библии, что женщина — источник греха, и по природе своей похотлива…

В коридоре раздались шаги, и в палату ворвался Керезора. Он же — Буревестник, виновник кастрации Гермеса, и гибели его брата Парамона, как стало ясно еще вчера.

— Дерьмо! — выругался старейшина, пристроившись у шкафа, и тяжело дыша. — А теперь вы немедленно расскажите, что происходит. Что вы творите? Зачем убили Антонова? У вас нет полномочий работать здесь!

Афродита взглянула на него с плохо скрываемой ненавистью.

— А как ты сам думаешь? Зачем мы здесь?

— Я не собираюсь угадывать! Я — приор, и вы сейчас же все расскажете. И уберетесь нахрен! — его трясло от ярости.

Брюнетка многозначительно посмотрела на Томаса и встала, смывая в умывальнике руки, испачканные в косметике.

— Мы пришли кое за чем.

— Идиоты, вы хотите все испортить? Ковчега здесь нет, — Керезора немного отдышался от быстрого подъема по ступенькам.

— Мы уже поняли, — Афродита невозмутимо вытирала руки, мимолетно взглянув на черную сумку, в которой находилось содержимое кейса.

— Так что за тупость? Кто вас прислал? — не унимался Буревестник. — Хватит здесь гадить! Убирайтесь!

— Нас прислал Тринадцатый, поэтому пока что мы останемся. Тем более, что мы пришли не только за Ковчегом, — сообщила девушка, подойдя к капельнице.

Она набросила Керезоре на шею пластиковый шнур от капельницы, и стала душить. Томас схватил подушку, и тоже пытался перекрыть воздух ученому. Но Буревестник, несмотря на почтенный возраст, оказался довольно крепким. Они несколько минут барахтались на полу, пока старик вдруг не продемонстрировал открывшееся второе дыхание — с удивительной ловкостью он освободился от удавки, и разбил голову негра ударом о стену. Тяжело дыша, они встали напротив друг друга, как вздыбленные мартовские кошки. Глаза приора горели ядовитым изумрудным светом.

— ВНЕМЛИ ГЛАСУ ЕГО, Афродита! Здесь — АБРАКС, твой Суровый Бог и Добрый Господин — который сотворил тебя такой, как ты есть. Ты нужна ему, невеста! ОСТАНОВИСЬ! — заговорил Буревестник ровным голосом. — Желание мести погубит твою слабую душу…

Голос завораживал, вливаясь в разум жидким пламенем, и Томас испуганно присел на койку.

— Так ты хочешь и мою душу?! — Дита смачно сплюнула кровь от выбитого зуба.

Она рывком что-то схватила с тумбы, и прыгнула на святого отца, но тот уверенно выставил блок. Тогда брюнетка запрыгнула на тумбу, перевернулась в воздухе, и оказалась возле старейшины с совсем другой стороны. Назвавшийся Богом молниеносно повернулся, но не успел — и острие карандаша вонзилось в шею, прямо под кадык.

Буревестник захрипел, кровь хлестала фонтаном из горла, и он присел на корточки, зажав шею руками. Девица уже заходила сверху, в ее руках был стеклянный осколок.

— Бог проклинает тебя, мерзкое отродье Ахамот! — выкрикнул приор, испустив из шеи новую струю крови, и выскочил в коридор.

Афродита бежала за ним, но он закрылся в ординаторской. Еще минут пять он слышал, как она пыталась вскрыть дверь, выбивая ее огнетушителем, а потом все затихло. На самом деле, он не знал, что произошло, ушла брюнетка или нет — так как в глазах потемнело, и он отключился. Словно, раз — и свет погас.