— А где ты его подобрал? — встряла Дита.

— Где-где… в Межнике он шатался по улицам, — признался я. — А откуда он там взялся, откуда я знаю? Я не межанин, или как там они себя называли.

— А когда это было? — Лена разволновалась.

— 14 апреля, — отрезал я, собираясь покинуть атриум — от нервов меня начало пучить, поэтому нужно было уединиться. Как говорила бабуля, пережившая немецкую оккупацию — «Никогда не терпи. Немцы были умными людьми — и не терпели».

— Какого года? — не унималась ученая.

— Да что же ты заладила? — разозлился я, уже исчезая в дверном проеме. — Этого года, этого! За ночь до того, как вы меня забрали на вертолете.

Установившаяся тишина будто ударила обухом по голове. Словно ветер прекратил шелестеть листьями. Собаки прекратили игриво рычать. Даже наши сердца прекратили пульсировать, а кровь застыла в жилах.

— День смерти Артура, — прошептала Лена, но даже это было для меня слишком громко. — Тогда его самолет сбили над Межником, а сам он погиб.

Склонившись, она протянула руку, и позвала:

— Чапа, Чапа… Чапуля.

Два антенноподобных уха затрепетали и вскочили, а сам Цербер неуверенно оглянулся… и подбежал к ней, размахивая хвостом, как булавой.

— «Я, конечно, не сразу понял, что Чапа — это и есть наше спасение. Он — Ковчег для человечества», — процитировала сектантка дневник Мчатряна.

— Цербер — это Чарли, подопытный стагхаунд Биогена. И Цербер — это Ковчег, — сказала Кареглазка. — И все это время он был рядом.

****

Керезора попятился к ржавым стеллажам у стены, пока нечистые прибывали в ангар. Они пока не нападали, но их ноздри раздувались в предвкушении поживы, словно паруса в океане. Старые психические методики позволили приору остаться хладнокровным, но ожидание неминуемой смерти, боли и страданий — все же рушило зыбкое равновесие. Нужно было что-то сделать… всегда есть вариант развития событий, который будет оптимальным.

Смартфон — мог ли он его использовать? Слабый свет, пробивающийся сквозь затемненные окна, не наносил упырям вреда, но снижал резкость зрения. А если ослепить их фонариком? Если включить громко музыку? Сомнительные способы избежать гибели…

Внезапно словно гром прогремел. В ушах зазвенело, и, кажется, здание зашаталось. А затем пол обвалился, там, где был канализационный коллектор, заблокировав морфам обратный ход в катакомбы. Похоже, что неподалеку произошел взрыв. Последний нелюдь не успел покинуть колодец, его привалило, и он разрывал воздух жуткими воплями.

А вот и выход! Буревестник обнаружил лучик света из разбитого окошка чуть сверху, прямо над ним. Он спешил вскарабкаться наверх по стеллажу, но одна из тварей крепко схватила его за лодыжку, и отшвырнула, словно человек был тряпичной игрушкой. Грохнувшись посредине ангара, приор оказался окружен. Он пытался ползти, когда его схватили с разных сторон. Его тело натянулось, как тетива… а затем боль стала невыносимой — и он кричал, и кричал, пока монстры раздирали его на куски.

****

Взрыв всколыхнул землю небольшим землетрясением. Поднялась пыль, а железо на ангаре задребезжало, как новогодние колокольчики. На машине сработала сигнализация, и Сидоров бросился ее отключать. Горин с улыбкой глянул на Ми-8. Солнце слепило глаза, и он прикрыл их ладонью.

— Начинай! — крикнул он пилоту, махнув рукой в подтверждение. Тот показал большой палец.

Мануйлов вернулся к ангару, как только услышал взрыв — он искал глазами деда, но не находил. Он ведь должен был уже вернуться! Там, на таймере, было пять минут — установить заряд и вылезть. Где же он?

— А где Бородин? — подскочил он к Сидорову.

— В смысле? — удивился лейтенант. — А ты что здесь делаешь?

— Мы разминулись с Петром Тимофеевичем, он ставил заряд в одном туннеле, а я в другом, — сообщил Егор заранее придуманную отмазку. — Я нигде не могу его найти.

— И ты типа успел вылезть из канализации? До взрыва? — когда Сидоров недоумевал, его лицо принимало смешной вид — он становился похож на маленького рыжего мальчугана, которому только что сказали, что торт закончился.

— Я успел, да, — быстро ответил парень, и вдруг замолчал, осознав, что пять минут — это было слишком мало, чтоб успеть заложить взрывчатку и покинуть опасную зону.

Сидоров все еще глядел на солдата, как на привидение, когда его окликнул полковник.

— Степа, какого черта?! У нас кульминация третьего акта. Где пулеметчики?

Лейтенант убежал, а Мануйлов выдохнул и присел на корточки, а затем растекся по земле, как расплавленный в микроволновке сыр — ноги не хотели его держать. Он все понял.