— Проклинаю тебя, Буревестник! — кричал он, отдирая кусок кожи. — УБЬЮ!

Дверь распахнулась, и вбежали Зенон с Эскулом. Они отобрали ножницы, и сделали укол, после которого конвульсии прекратились. Гермес-Афродита уснул, но лишь вернулся к своим кошмарам.

****

Вторник обещал быть пасмурным. Серые тучи бороздили небосвод, и явление светила было редким счастьем. Сегодня мы прилетели за дипломатом.

Мы приземлились у школы, и солдаты окружили вертолет, ощетинившись автоматами. Несмотря на недавно произошедшие здесь трагические события, я не испытал никакой ностальгии. Я просто не хотел участвовать в этой затее, и не хотел здесь быть.

Я с трудом соскочил с вертолета, стараясь меньше беспокоить ногу с больным коленом. Рядом оказались полковник с женой.

— Тебе оно нужно? — Горин окинул взглядом Кракобой, спрятанный в чехле на голени, а затем — мое ружье. — Тебе выдали дробовик, лучшего и желать нельзя.

— Жизнь научила не бросать старых друзей, — ответил я, рассматривая вход в школу.

Звучало пафосно, и тут я, конечно, лукавил — друзей у меня не было вообще, а всех остальных я легко менял на спирт либо антибиотик. А вот Кракобой был очень полезным — я не раз спасался с его помощью. И хотя огнестрел незаменим, но когда закончились патроны, осечка, отсырел порох и прочее — мой клыкастый молот всегда под рукой.

— Пора, — сообщил полковник, махнув группе военных, сосредоточенных в сторонке. — Отряд готов, время начинать. Не вижу смысла здесь задерживаться.

Сидоров и трое солдат — мое сопровождение на всякий случай.

Горин пошел к вертолету, а я напоследок взглянул на его жену, чтоб набраться воодушевления. Сейчас она была единственным, что сглаживало весь негатив. Обычно она ходила в платьях и юбках, даже невзирая на холод или сырость — я успел это подметить. Ансамбль традиционно дополнялся колготами разной плотности — вот это уже регулировалось в зависимости от погоды и температуры. Сегодня же она изменила своему правилу — она была в кожаных штанах типа леггинсов, в короткой бронзово-коричневой куртке, и в черных лакированных сапогах на низкой подошве.

Кареглазка встретилась со мной взглядом — и я сделал вид, что мысленно раздеваю ее. Покраснев, она махнула рукой на школу.

— Удачи, Гриша. Принеси его нам — ты сделаешь хорошее дело.

Тысяча викрамов! Вот только не нужно рассказывать о благородстве, — не ответил, но подумал я, поковыляв к школьному крыльцу, где солдаты рассматривали снаряжение и зачем-то — лебедку. Над их головами кружили вороны, и мне это показалось недобрым знаком. Подошел Сидоров, гадливо смяв конопатый нос в идиотской ухмылке, и я повел их внутрь.

****

Другого пути в подвал я не знал, поэтому шел по тому самому коридору, где и произошло вторжение краклов. Там, где погибли Саня Щербинин и Семен Иваныч. Сам коридор находился во внутренностях здания, и не имел естественного освещения. А потому, освещался он единственно нашими фонарями, превращавшими его в жуткий тоннель. В проходе валялись поломанные козлы и доски, стены были испещрены пулями и осколками, на полу темные пятна от крови, а в конце — расстрелянная покореженная дверь. Но трупов не было — ни наших, ни трескунов.

Чем ближе к двери, тем страшнее, хоть солдаты и дышали мне в затылок. У лестницы я замешкался, поняв, что исполнилось мое дурное предчувствие — подвал действительно был без окон, а значит, и без солнечного света. Гиблые ямы, так прозвал эти места Калугин. Именно в таких подземельях спят краклы, хотя вряд ли, что сейчас они как раз здесь.

— Проходи, — сказал я Сидорову, «поощрительно» положившему лапу на мое плечо. Я бы предпочел пропустить его вперед. — Дипломат там. Прямо и направо. За панелью щитовой.

— Босс сказал, чтоб ты шел впереди, — лейтенант встряхнул бородой. — Сам спрятал, сам и вернешь.

— Что за бред? Горин сказал? — я водил фонарем в разные стороны, выхватывая светом подполье, железные ступеньки и хлам слева — парты, стулья, шкафы. — Никакой благодарности. Я сберег этот дипломат, а взамен получил тупость в человеческом облике.

Кто-то из солдат хихикнул сзади. Петров, кажись. Но Сидоров был непоколебим — это была еще одна черта характера, идеально сросшаяся с глупостью.

Если этого не избежать, то лучше выполнить задачу быстрее. Ступени поскрипывали, нагоняя саспенс, и вскоре ноги достигли бетонного пола. Сзади вереницей спускались вояки.

Воняло сыростью, резиной и пластмассой. Мои шаги были осторожными и почти беззвучными — все-таки, гиблая яма. Сидоров отстал, освещая дальние стены и сложенный возле них хлам — на нем была видеокамера, передававшая в реальном времени изображение и звук.

Я почти добрался к щитовой, когда лейтенант охнул и остановился. Я вполоборота глянул, где застыл луч его фонаря. В ближайшем правом углу колыхались головешки краклов, как вялое эскимо на палочках. Кажись, они дремали — даже потрескивания не было. Около десятка.