И эта дура, не подозревая о происходящей внутри него битве, даже последовала за ним.

«И не говори, что я не джентльмен. Я, бл*дь рыцарь, с золотым сердцем».

Чёрт, только он должен бороться с самим собой?! Возможно ли, чтобы идиотка вообще ничего не понимала?

Леонора действительно не понимала, и это немного радовало его. Она продолжала верить, что является нежеланным гостем, которого мужчина вынужден терпеть.

На следующей неделе девушка уверовала в это ещё больше. Харрисон едва перекинулся с ней парой слов, продолжал спать в хлеву и составил график пользования ванной комнатой, во время которого предоставлялась абсолютная приватность. Если внутри находился он, Лео ждала снаружи, несмотря на сильный дождь, и наоборот. Также и с едой: они питались раздельно. Каждый ел, когда испытывал голод и готовил только для самого себя.

Временами, когда Леонора не замечала, Харрисон за ней наблюдал, неожиданно заинтересованный деталями, которые не имели отношения только к её сладострастной заднице. Лео казалась грустной, обескураженной, испуганной. Иногда она принимала попытки завязать разговор, словно его молчание, из которого источалось всё менее отфильтрованное отвращение, унижало её подобно оскорблению.

Девушка часто прикусывала губы, кусала изнутри щёки и терзала кутикулу на пальцах. Ещё Леонора часто с налётом меланхолии медленно закрывала глаза или сидела снаружи под дождём и наблюдала за всегда одинаковыми каплями и не меняющейся ни на миллиметр панорамой. Казалось, она смотрела фильм в бесконечном движении.

Однажды утром, в момент слабого перемирия в погоде, когда Харрисон за домом, погрузив руки по локоть в таз, наполненный мыльной водой, стирал простынь, к нему с боевым видом приблизилась Леонора.

— Могу я тебе помочь? — спросила его.

— Нет.

— Можно узнать, что, чёрт возьми, такого я тебе сделала? — спросила Леонора, как отрезала, словно это был главный вопрос, который она пришла ему задать. — Принц говорит со мной больше, чем ты, гуси разговаривают чаще, чем ты, даже Блэк и Шип говорят со мной в отличие от тебя. Ты не позволяешь мне даже помочь тебе и смотришь на меня, словно хочешь ударить ножом. Ты начинаешь пугать меня.

«Да, я хочу нанести удар, только не в том смысле, в каком ты думаешь. И правильно делаешь, что боишься».

Леонора замерла напротив, нависнув над металлическим тазом, из которого исходил запах мыла. Руки скрещены на груди, румянец на щеках, губы надуты — казалась, она собирается ещё что-то добавить, но девушка промолчала. Она бросила на Дьюка взгляд, который отвечал на всё его презрение, обращённое к ней в последние дни, а затем ушла демонстративно боевым шагом.

Она не возвращалась и не беспокоила его несколько часов. Харрисон застелил постель, проверил животных, пробороздил землю, подготавливая к посеву пшеницы. Он использовал плуг, который тянул руками, хотя мог бы запрячь кобылу, но мужчина хотел почувствовать усталость.

В обеденное время Харрисон вернулся домой. Потный, изнурённый, почти расплавленный.

Дома его приветствовала странная тишина. Обычно Леонора играла с Принцем или гусями или пыталась подружиться с Блэком и Шипом. Харрисон делал вид, что не замечает, но если бы его попросили описать каждое её мимолетное движение, он смог бы точно назвать сколько раз Лео коснулась своих волос.

На этот раз не слышался ни один признак человеческой жизни. Он подумал, что глупышка, возможно, снаружи за домом: пару дней назад в углу в хлеву она нашла проржавевшую банку с зелёной краской и старую поредевшую кисть и вдолбила себе в голову намерение покрасить забор. Краски даже разбавленной не хватило бы для всего забора, но, чтобы её разубедить, необходимо с ней поговорить, а Дьюк не собирался этого делать.

Рассеянным взглядом Харрисон посмотрел в окно, но Леоноры там не было. Она даже не ела. Обычно девушка использовала одну миску, которую потом мыла и оставляла в сушилке для тарелок. Миска была абсолютно сухой, Лео не использовала кухонное полотенце, и в доме отсутствовал запах пищи.

Внутрь Хариссона стало заползать подозрение, когда он выходил из дома. Мужчина поискал Леонору в хлеву, в поле, вокруг дома, но тщетно.

Леонора предоставила ему официальные доказательства своего идиотизма, когда Харрисон начал искать подаренный Майей рюкзак, где Леонора хранила свои немногие вещи и не нашёл и его.

Сучка ушла. Она не отправилась на прогулку, а собрала нечто вроде багажа с намерением освободить его от беспокойства.

Дьюк должен был испытать облегчение, ощутить себя свободным, освобождённым от груза присутствия, которое раздражало и делало злее. Пусть катится на все четыре стороны!

Мужчина начал готовить обед. Правда его движения получались напряжёнными, неестественными, чередуясь с моментами, когда Харрисон застывал и очень сильно сжимал предметы, которые оказывались у него в руке. Принц уставился на Харрисона с изумлёнными видом, почти спрашивая: что случилось со странной женщиной, которая готовила для него фрукты в сиропе? Однажды Леонора порезала фрукты на кусочки и аккуратно разложила на тарелке, а потом смеялась, потому что Принц, как «воспитанная» свинья, нырнул в еду без всякой элегантности, разбрасывая всё по полу.