Они кричали ему:

– Паша, подожди!

И тогда он гордо отворачивался. Мировой был верблюд!

Вернувшись они сходили всем шалманом в баню, постриглись в парикмахерской горпотребсоюза, собрали назавтра учебники. Утром он гнал в школу, увидел возле кинотеатра «Ударник» на фанерном щите афишу. Нарисована верхом на красном жеребце красавица в бриджах с такой штукой на голове вроде гребешка из истории древнего Рима («Спартак, пораженный в бедро, отбивается от нападения сзади»). И надпись внизу: «Цирк. Скоро открытие!»

Глазам не поверил – цирк! Сколько его ждали, едет, наконец!

Всюду только и было разговоров о циркачах. Когда прибудут, что покажут, сколько будут стоить билеты. Отметки за текущую четверть, призывы учителей наверстать упущенное за время работы в колхозе и прочая фигня отошли на задний план. Было не до того. Афиша все висела, мокла под дождем, а цирк все не приезжал. Вроде «второго фронта» в войну. Тоже сообщали по радио, писали в газетах: «скоро», тоже ждали бесконечно, а открыли, когда наши колошматили фашистов на их собственной земле.

Совсем, было, потеряли надежду, когда в городе появился нездешний человек в лакированных сапожках, похожий на киноартиста Кторова из «Праздника святого Иоргена» – цирковой, как оказалось, администратор, гонявший из конца в конец по улицам на нанятом фаэтоне.

На щите у кинотеатра наклеили объявление: «Артистам цирка требуются комнаты». Сомнениям пришел конец: скоро, скоро открытие!

Афиши на щите возле кинотеатра несколько раз еще менялись. С тигриной открытой пастью: «Знаменитый укротитель и дрессировщик Иван Тамбовский». Другая: «Эквилибр на проволоке: сестры Алтузовы». Еще одна: «Открытый чемпионат французской борьбы с участием сильнейших богатырей». И так далее. А цирк все не приезжал. Ждать становилось невмоготу.

Администратор в сапожках неожиданно исчез. В народе стали говорить: никакого, мол, цирка не будет, все это липа, деньги на билеты соберут, и поминай как звали.

Жизнь потеряла всякий смысл. Тогда-то на фанерном щите поверх афиш снова появилось объявление: «Артистам цирка требуются комнаты».

Цирк какой-то получался.

Они застали Бухару врасплох. Явились, когда не оставалось уже никаких надежд. Прибыл цирк!

На базарной площади у крепости поднялся чудо-шатер, висевший на мачте как парус пиратской шхуны. Настоящие живые артисты в нарядных костюмах гуляли по городу окруженные людьми. Грызли семечки, ели урюк и виноград, смеялись. Их хотелось потрогать руками, они были из другой жизни, полной невероятных чудес, веселого счастья. Чудак-человек, он думал, что никого нет красивей на свете, чем одноклассница Люська Шубб. Но что такое была Люська в своем артельном платье из парашютной вискозы рядом с сестрами Алтузовыми, неземными красавицами с хлопающими шелковыми ресницами? Ноль без палочки! А замечательные богатыри Харитонюк и Погребенко? А любимец Поволжья Пряхин-второй? Кудрявый и веселый Костя Цыган? А бесстрашный укротитель Иван Тамбовский, похожий на прекрасного льва, снявший на три недели комнату у их соседей? С ними никто не мог сравниться из обычных людей.

Со дня на день ожидали начало продажа билетов, когда разнесся слух: места в цирке оптом скупили барыги, билетов в кассе осталось с гулькин нос.

После уроков их компания собралась в школьном дворе для выработки решения. Было ясно: пробиться в цирк по одиночке невозможно, нужны коллективные действия. Не сходя с места назначили боевую команду по добыванию билетов: старшеклассник Семен Раппопорт, он, Борька Артамонов. Первым на вахту заступил учившийся в первую смену Семен. Простоял не жравши и не пивши на площади возле минарета до вечера, они с Борькой после шестого урока его сменили. Очередь возле цирка-шапито напоминала первомайскую демонстрацию без флагов и портретов вождей. Начиналась у фанерной будки с надписью «касса», ползла в сторону четвертого торгового купола, а хвоста вообще не было видно – терялся где-то у крепостной стены. Семен – молоток! – стоял зажатый в толпе недалеко от кассы, махал в их сторону руками. Они с Борькой кинулись на выручку.

– Держи! – Семен совал ему пачку рублей.

Он протиснулся с трудом вперед, Семен с Борькой взяли его с боков в «коробочку», чтоб не выдавился из очереди.

Нечем было дышать. В кассу ломились со всех сторон, лезли поверх голов, между ног, пихались, тянули за полу телогрейки, били по шее. Никак не удавалось дотянуться до деревянного прилавочка, как неожиданно ему поддали коленкой в зад («Семен!»), он охнул, задохнулся, влип намертво в окошко.

– Деньги давай! – орал за спиной Семен.

Он сунул голову внутрь, похолодел: на него смотрел, глазам не верилось! – старикан с теплохода «Советский Туркменистан»! Тот самый…

– Деньги… – хрипел за спиной Семен.

Старик его узнал, что-то хотел сказать, он тянул к нему потный комок «трешек» и «пятерок», толпа в это время надавила, стала оттирать его от окошка, он схватил в последний миг стопку билетов – его завертело, понесло в толчею, швырнуло в сторону…

– Ур-ра-а! – вопили Борька с Семеном вырывая у него билеты.

Кто-то еще подбежал из своих, кажется, Люська Шубб с девчонками – он стоял как в тумане прислонившись к ограде палисадника. Не то, чтобы струсил, было не по себе. Завязал к тому времени с воровскими делами, был хорошистом, готовился к поступлению в комсомол, читал книжки: «Без языка» В. Короленко, «Зимовье на Студеной» Д. Мамина-Сибиряка, «Капитанскую дочку» А. Пушкина. Дал себе слово забыть блатную жизнь, стать похожим на геройски погибшего летчика капитана Гастелло.

« Найду завтра старика и расколюсь, – решил бесповоротно. – Не убьет же, в самом деле».