"А вот это нехорошо. Совсем нехорошо!"

Дверь черного хода обделили и звонком, и глазком, так что пришлось плюнуть на вежливость, барабанить по ней, а после — выслушивать претензии домового.

"Хоть что-то ничуть не меняется…" — почти обрадовалась Аня.

Войдя в дом, старуха вдруг оттолкнула Аню и решительным шагом направилась в свой кабинет.

Аня вернулась обратно на крыльцо: заходить в офис, еще пару дней назад — родной и любимый, теперь совсем не хотелось. С другой стороны, оставаться одной хотелось еще меньше. Пока она размышляла, как быть дальше, на крыльцо, кутаясь в синюю шаль, вышла Мара:

— Ну что? Старая вернулась мрачнее тучи, разговаривать отказывается. Давай-ка, выкладывай, как дела!

— Никак, — покачала головой Аня. — Ее подруги не… — она запнулась, не решаясь рассказать правду. В конце концов, только Яга в праве делать какие-то выводы из того что случилось. — не в состоянии помочь. — выкрутилась она, почти не солгав.

— Я тоже перекинулась парой-тройкой слов кое с кем, и тоже — безрезультатно. Следовало ожидать. — пожала плечами Мара. — Никто не хочет лишний раз связываться с этой тварью.

— Совсем никто не поможет? — осторожно уточнила Аня, просто чтобы поддержать разговор. Ей очень нужно было с кем-нибудь говорить, не важно, с кем, лишь бы не оставаться наедине с собой. Наедине то и дело бросало в дрожь и все сильнее хотелось бежать. Все равно — куда, лишь бы подальше.

— Меньше, чем никто, — мрачно откликнулась Мара. — Он — кивок в сторону дома — явный намек на директора. — ничего не станет предпринимать, пока не прольется кровь. Таковы правила: Лихо не нападает, пока не разбудят.

— Смотри: напугаешь дурочку до смерти, так и вовсе будем поджидать врага вчетвером! — Яга приближалась, шаркая сильнее обычного, медленно, словно тащила что-то тяжелое. Наконец выбралась на крыльцо черного хода и остановилась передохнуть, опустив наземь здоровенное ведро с крышкой.

"С возвращением, доктор! Быстро же вы оклемались — я даже еще не заскучала без оскорблений," — кисло усмехнулась Аня, отметив, что Яге не удалось ее разозлить, скорее — заинтриговать. Но предлагать помощь желания не было: очень уж скверный запах шел от загадочного ведра. Тянуло пищевыми отходами: гнильем и тухлятиной.

Яга, крякнув, снова взяла ведро и направилась к мертвому дереву. Аня и Мара наблюдали за ней, первая — с любопытством, вторая — брезгливо морщась. Старуха поставила ведро рядом с каштаном и трижды постучала по стволу, что-то бормоча. Надела резиновые перчатки и сняла с ведра крышку.

– Ой, мамочки… — Аня зажала нос, Мара лишь снова скривилась. Яга же словно не ощущала запах тухлого мяса вовсе — запустила руки в ведро и принялась разбрасывать омерзительные куски по земле, тихо, ласково приговаривая:

— Гули-гули-гули…

Совсем как обычная старушка, каких полно на скамеечках у подъездов.

Вот только что за птичек прикармливала эта старушка?

Мара закатила глаза. Аня рискнула воспользоваться ее неодобрением и поинтересоваться:

— Она ведь не голубей подзывает, ежу понятно…

— Сама-то как думаешь, юный натуралист? — ее собеседница насмешливо фыркнула. — Кого зовут русские, когда русские русским помогать не хотят?

Раздался протяжный унылый деревянный скрип — так жалуются на жизнь давно позабытые, некстати разбуженные двери. В стволе каштана открылся темный проход. Из прохода во двор шагнуло жуткое нечто.

Мускулистое, иссиня-серое, лысое существо, одетое в драное подобие шаровар, щеголяло здоровенными копытами. Рогов и хвоста у монстра не было, зато были отвратительные манеры: Оглядевшись, он довольно хрюкнул и схватил с земли кусок мяса. Аня вздогнула, поняв, что это сердце, но быстро сообразила: коровье, наверное — слишком большое для человеческого. Монстр вонзил в сердце длинные зубы, прожевал и счастливо осклабился. Обернулся к проходу, хрипло рявкнув что-то в зловещую темноту. Откусил снова и тут наконец обратил внимание на Мару и Аню.

— Наташка! — радостно взревел гуль, распахнув им объятья.

Мара сделала неуловимое движение, оказавшись позади Ани. Отгородилась ею от любвеобильного чудища и злорадно хихикнула.

— Ната-а-ашка, — тот шагнул ближе, все так же радостно ухмыляясь, и протянул ей ополовиненный кусок мяса.

— Мамочки… — который раз за день пискнула Аня, очень стараясь дышать только ртом. Своеобразная диета оставила на гуле неизгладимый след: несло от него даже хуже, чем от упыря.

— Красавец, да? Какие кубики! — Мара хихикнула снова. — Смотри: парень сердце предлагает, сейчас руку кому-нибудь вырвет — полный комплект получится! Бери — не прогадаешь: выносливый, неприхотливый, ест все. Все, что сдохло.