Палящее солнце ослепляет меня, поэтому больше минуты пришлось топтаться на месте, привыкая к свету. Уже через минуту мне удалось различить привычные очертания улиц и домов, но Бетти среди них не было. Должно быть, она не стала тут долго задерживаться, а может даже подумала, что я буду преследовать ее. В отчаянии я открываю кошелек. Денег там не много, зато я нашла то, что искала. Клочок бумаги с адресом дома в кармашке и просьбой вернуть при утере. Как я и думала, Бетти та еще растяпа, и, судя по всему, я не первая нахожу этот малопримечательный клад. Но почерк на бумажке выглядит чересчур аккуратным и крупным для обычного подростка, вероятнее всего, эту надпись оставил один из заботливых родителей.

Указанная в записке улица была мне знакома. Чарлинг-стрит, недалеко от Восточной школы Стогвурда, больше двадцати минут ходьбы. Перед тем, как начать свое путешествие, я в последний раз оглядываюсь на счастливых школьников, купивших шоколадное мороженое, и быстрым шагом направляюсь в сторону дома Бетти, надеясь нагнать ее хотя бы на середине пути.

Чем ближе я отдалялась от родных улиц, тем больше я встречала людей на своем пути. Западная и Восточная части Стогвурда сильно отличаются в плане благоустройства. Помимо того, что на новеньких, хорошо сделанных, аккуратных улицах «нового» города построили гораздо более современные и уютные дома, так еще и власти, под конец решившие показать свое могущество, расположили больницу, кинотеатр и даже парк недалеко от того места, куда я сейчас направляюсь. Эта несправедливость по отношению к жителям запада была настолько ярко выражена, что никто не стал даже возмущаться на этот счет. Только Кесси однажды упрекнула родителей из-за того, что мы не переехали, как все, из-за чего ей приходилось каждый раз ездить на автобусе до своих друзей, Томаса, а впоследствии и Брюса. На это отец сказал, что «воздух здесь гораздо чище, а окружение приятнее, поэтому мы останемся здесь и нам нравится это место, и вам, юные леди, придется смириться с этим, и более это тема не обсуждается». Это был более чем исчерпывающий ответ, а сестре так и пришлось либо ходить пешком, либо ездить на транспорте до тех пор, пока она сама не получила права.

В Восточной части Стогвурда люди и не слышали про жару: молодые мамы гуляли с детьми, умудряясь закутывать ребенка в маленькое одеяльце, дети сидят на газонах, некоторые ползают в поисках новых приключений, ребята постарше играют в футбол на недавно построенном стадионе. Даже старики, которые больше всего прочего населения отрицательно относятся к жаре, спокойно сидят в парке, присматривая за внуками и правнуками. Не видно только подростков моего возраста, потому что они выйдут гораздо позже. Так же, как и Кесси, они будут кататься на крутых тачках, много пить и курить, потом веселье продолжится у кого-нибудь в доме, и вряд ли кто из них с утра подумает, что проспал как минимум 2 урока.

Только дойдя до середины «Зеленой» улицы, которую местные называли так из-за больших скоплений клумб, газонов и Центрального парка, я начала замечать любопытные взгляды за спиной. Как только я оборачивалась, люди делали вид, что занимаются своими делами. С некоторыми мне все же довелось встретиться взглядами, и они тут же опускали глаза, будто я застала их за чем-то постыдным и незаконным. Даже мальчик лет десяти, стоявший в очереди за мороженым, увидев меня на другой стороне улицы, начал одергивать ярко-желтое платье своей матери, при этом не переставая тыкать в меня пальцем. Как только женщина встретилась с моим непонятливым взглядом, в ее глазах появилось нечто такое, что заставило меня даже остановиться – это страх. Она, не глядя в кошелек, сунула деньги мороженщику, быстро отдала рожок ребенку и что-то ему шепнула, а потом их и след простыл.

Я стояла в полном оцепенении. Во-первых, учитывая то, что последний раз я была здесь около года назад, когда Кесси затащила меня к Брюсу, чтобы не оставаться с ним наедине (она, конечно, не сказала такого, но даже ребенок это бы понял), мозг напрочь отказывался подсказать мне дальнейшую дорогу. И, во-вторых, самое главное, я не понимала, чем я заслужила всеобщее внимание. Хуже всего было то, что я даже не знаю причину такого эмоционального всплеска по отношению ко мне. Будто каждый из них знает мою страшную тайну, о которой сама я и не догадываюсь. От полного забвения меня спас громкий визг. Он был настолько звонким, что я невольно вздрогнула. Как оказалось, тот противный звук был не визг, а надменно громкий смех двух девчонок, слившийся в одну отвратную мелодию. Они стояли справа от меня, прямо возле входа в Центральный парк, и вели какую-то оживленную беседу. Но на диалог подруг это явно не походило, по их визгу и рукоплесканиям можно было подумать, что они мучают какое-то животное и довольны этим сполна.

С первого взгляда на них мне захотелось отвернуться и уйти. Несмотря на это, я все же осталась стоять на своем месте и начала разглядывать их получше. Как оказалось, первое впечатление не обмануло меня: в моих глазах они оказались еще противнее. Одна из них, стоявшая ближе ко мне, была похожа на маленького пуделя, пропустившего утренний туалет. Светло-русые кудрявые волосы пушились в разные стороны, намереваясь нарушить все законы физики. Из-за них я не смогла разглядеть ее лицо, но уверена, что в нем не найду ничего хорошего и естественного. Внешний вид пуделя говорит сам за себя: обтягивающий розовый топик и черная мини-юбка, обтягивающая большие бедра и немного полноватые ноги. Из-за каблуков она казалась довольно высокой и явно выделялась из толпы. Присмотревшись ко второй особи, я бы даже смогла посчитать ее вполне адекватной и даже красивой, если бы не все портящий взгляд. Большие выпученные глаза, нахмуренные брови и узкие губы, скривившиеся в ехидной улыбке – эти черты говорят сами за себя. Ее взгляд свысока презирал всех и каждого, кроме, пожалуй, ее высокой подружки. Первые пару секунд я была удивлена, что она смотрит на что-то или кого-то так открыто и так надменно, ведь обычно люди стараются притупить в себе это. Одета вторая была не скромнее первой, в короткое обтягивающее темно-синее платье на бретельках. Это надменная особо была довольно худой, но не до такой степени, как я. Ее прическа – каре в сочетании с темными, почти угольными, волосами – была явно лучше, чем у того светлого пуделя, но в тот момент она показалась мне куда опаснее и противнее, чем ее подружка.

Этих девушек я раньше не встречала. Должно быть, они из здешней школы, скорее всего, мы с ними даже одногодки. В том, что они явно не старше меня, я почему-то не сомневалась. И пока я тщательно изучала одну противную девчонку за другой, вновь раздался оглушающий противный смех и из-за некоторого затишья на улице, я, все еще стоя через улицу, смогла различить одну из фраз, произнесенную пуделем:

– Мы с тобой должны смириться, Клэр, от этого существа мы не добьемся ничего, кроме мычания.

После этого вновь послышался пронзительный смех. Я поняла, что такое веселье вызвано издевательством над кем-то, кого они считают за мусор. Среди подростков нормальным является алкоголизм, наркотики и общественная травля, но я не думала, что это последнее выходит за рамки школы, да еще и в людном месте, где в любой момент могут показаться родители, которые считают своим долгом образумить детишек, или на худой конец учителя, которые позволяют случаться всем этим прелестям в школе, а в жизни способны замять любой конфликт в два счета. Так или иначе, от этой картины мне стало не по себе. По телу пробежал холодок, и невольно вспомнился тот случай лет пять тому назад, когда Кесси заступилась за меня перед одной старшеклассницей за то, что та в шутку предрекла мне скорую смерть от анорексии. В ответ на это моя сестра вылила на нее школьный компот и сказав, что к двадцати годам я стану самой высокооплачиваемой моделью в мире, взяла меня за руку и мы демонстративно удалились.